Петраченко, повинуясь команде, упал в траншею и закрыл голову руками.
Не передать словами, что творилось вокруг. Казалось, что враг обрушил на нашу высотку всю силу своего огня. Сознаюсь, скверно чувствовал себя в первые минуты боя. От страха тряслись руки. Появилось неодолимое желание выбраться из траншеи и бежать из этого ада без оглядки. Но нельзя покинуть свое место в бою, иначе именно здесь, казалось мне, и прорвется противник. Я прижался к стенке.
— Успокойся, дай время остынуть СВТ, — тронул меня за плечо Александр Полетаев.
В траншее кто-то вскрикнул и умолк. Обе стороны несли потери.
— Пристрелялись, фашисты! — услышали мы голос командира отделения Ивана Якимца.
В самый критический момент, когда появилась угроза окружения нас, неожиданно с левого фланга, перекрывая шум боя, раздался ободряющий возглас:
— Держись, хлопцы, держись! Скоро они выдохнутся. И мимо нас без пилотки, с автоматом в руке на правый фланг побежал комиссар корпуса А. И. Штрахов. Вслед за ним в траншею скатился командир отряда И. А. Мартынов. Осмотревшись, подал команду:
— Пулеметчики, сменить позицию!
Иван Якимец с пулеметчиками кинулись в запасной окоп, предусмотрительно вырытый накануне на правом фланге, и с новой позиции открыли огонь.
К вечеру на нашей высотке появился В. В. Разумов. Стоя в траншее, он наблюдал за полем боя. Каким-то чутьем уловив изменения в обстановке, он ввел в бой группу резерва, состоявшую из автоматчиков. Они ударили во фланг противнику. Гитлеровцы не выдержали, дрогнули и начали отходить.
Преследовать их уже не было сил. Мы еле держались на ногах. Плечи сдавливала непомерная тяжесть. Девять часов пребывания под изматывающим обстрелом! Сильно захотелось есть. Без команды мы выбрались из окопов и траншей и устремились вперед к шоссе, через которое гитлеровцы так и не смогли перейти. По нему, осматривая поле боя, в окружении автоматчиков, своей излюбленной пружинистой походкой прохаживался В. В. Разумов. К нему спешили разгоряченные, возбужденные командиры.
Картина закончившегося боя выглядела внушительно: между сосен и елей, в зарослях папоротника, на откосах кюветов и прямо на шоссе валялись трупы врага. Пять пленных с вытянувшимися зеленовато-бледными лицами боязливо ежились под дулами партизанских автоматов, губы их нервно подергивались.
Собрав трофейное оружие и сложив его в груду, мы построились на шоссе.
— Ну, вот, — повел рукой В. В. Разумов в сторону поля боя, — выстояли. Да еще как! Драться так и дальше!
Во всех подробностях запомнился мне тот день. Многое я понял и, самое главное, убедился в том, что бить фашистов могут не только бывалые фронтовики, но и молодые партизаны.
С сознанием честно исполненного долга, довольные тем, что выдержали свой первый в жизни бой (понюхали настоящего пороха), возвратились мы на базу отряда в Мамоли.
На следующий день часть моих земляков, в том числе Степана Поплетеева, Ивана Кузякова и Александра Петраченко, направили в распоряжение штаба 2-й Калининской бригады. Грустным было расставание. Мог ли я знать тогда, что вижу друзей своего детства и юности Поплетеева и Кузякова в последний раз. В разное время они погибли в боях. Боль от этой утраты не утихает в моем сердце и сегодня.
В конце сентября дни стояли ясные и тихие. Воздух в деревне был насыщен запахом перезрелых яблок и слив, подсыхающей картофельной ботвы, свежеобмолоченной ржи. Листья на деревьях горели всеми красками золотой осени.
Тепло попрощавшись с гостеприимными хозяевами, отряд со всем своим походным хозяйством покинул Мамоли. По обе стороны от дороги тянулись убранные нивы с желтыми ржищами, пронизанными тонким светом неяркого солнца. Мы уходили в рейд в сторону Пскова, в край синих озер и голубого льна, зеленых лугов и лесов.
За один переход вышли на железную дорогу Полоцк — Россоны — Идрица, на участок у Дмитрова моста. Страшная картина предстала нашему взору. Огненным смерчем прошла здесь война. Дорога была разрушена до основания: взорваны все большие и малые мосты, разворочены виадуки, с насыпи свисали искореженные, перебитые рельсы. На дне кюветов и ручьев громоздились остовы товарных и пассажирских вагонов.
Вечерело. Солнце медленно садилось за лес. Его косые лучи, цепляясь за вершины деревьев, мягко стлались по земле, окрашивая в пурпурный цвет лица партизан, устало шагавших вдоль «железки». От непривычной ходьбы по шпалам гудели натруженные ноги, а мы все шли пи шли, и казалось, конца не будет нашему пути. Шли молча. Тишину нарушало только тяжелое дыхание людей да мерное шуршание подошв.