Напутствуя группу перед уходом на задание, командир батальона Р. Е. Королев сказал:
— Задача ваша не из легких. До цели расстояние немалое. Идти придется по безлюдной местности — фашисты сожгли все строения в Освейском районе, уничтожили все население. При этом надо учитывать, что за старой границей большое скопление фашистов. Значит, основное внимание следует сосредоточить на скрытности при подходах к вражеским поместьям. Уверен, что с заданием вы справитесь, но могут быть всякие неожиданности. Поэтому помните святое правило: сам погибай, а товарища выручай.
Вдруг под грибком у часового резко зазвонил телефон. К тому времени начальник связи бригады Степан Бульбенко и его подчиненные Федор Ефременко, Мирон и Валентин Поплетеев восстановили в районе проводную телефонную связь. Девять точек надежно обеспечивали связь штаба бригады с батальонами и артиллерийским дивизионом.
Комбат снял трубку:
— Да… Вас понял.
По лицу Королева, его кратким фразам мы догадались, что он разговаривал со штабом бригады. Королев положил трубку, обвел взглядом стоявших рядом партизан.
— Звонил Василевич. Беспокоится комиссар. Напомнил о пароле группы.
Королев немного помолчал, а потом закончил свою мысль:
— Крепко мы на вас надеемся, товарищи! Можно сказать, на вас сегодня смотрит весь батальон. Счастливого вам пути!
Группа из пятнадцати человек тронулась в путь навстречу новым испытаниям, на которые так щедра партизанская жизнь. В пути у партизанского коменданта Россон Н. 3. Мартынова получили пароль. Помнится, опознавательным знаком «Мы — свои!» в те дни было — пучок травы в левой руке и оружие, поднятое вверх в правой.
Заночевали в поселке Клястицы. Этот старинный населенный пункт навсегда вошел в историю нашей Родины как свидетельство героизма русского народа. В его окрестностях в Отечественную войну 1812 года русские войска из корпуса Витгенштейна под командованием генерала Я. П. Кульнева сражались с соединениями Наполеона и остановили корпус маршала Н. Удино, преградили путь французам на Петербург, явив миру беспримерную доблесть и мужество.
Здесь происходила как бы перекличка двух эпох, двух Отечественных войн. И пусть далеко отстояли те события от этих дней, но примеры героической борьбы с иноземными захватчиками наших предков, память о них стали мощным зарядом патриотизма.
Нa следующий день мы были уже на освейской земле. Шли, потрясенные до глубины души: кругом пепелища и разрушенные печи. Нигде ни души. Страшные картины опустошенной земли действовали на нас удручающе. С тяжелым чувством шли мы по этим местам.
Люди укрылись в лесах. Построили там землянки. Жилье получилось не ахти какое, но была хоть крыша над головой — спасение от дождей и холода. Трудно приходилось старикам и женщинам с детьми в сыром лесу, но жили дружно, помогали соседям преодолевать военное лихолетье.
На одной из полян, с редкими пнями бывшей вырубки, сделали привал. Я с удовольствием улегся на землю. Солнце приятно грело бока. Командир устроился возле пенька. Натянув на глаза фуражку, задремал.
В соседнем болотце надсадно квакали лягушки. Кони жадно ели сочную траву. Приятная вялость разливалась по всему уставшему телу. Хотелось ни о чем не думать, но в голову настойчиво лезли суровые будни войны, ужасы прошлой блокады, в глазах стояли только что виденные одинокие печи.
Когда время перевалило за полдень, подошли к шоссе Себеж — Освея. Лес заметно поредел. Нас остановил неистовый сорочий крик. Две вертлявые воровки сердито стрекотали, перелетая с ветки на ветку.
— Неспроста эти кумушки расшумелись. Неспроста. Накличут они беду на наши головы, — забеспокоился Николай Иванов.
Неожиданно увидели печальную картину смерти: опрокинутая телега, бездыханный конь в оглоблях. Рядом убитый старик. Искореженный плуг, рассыпанный вокруг и уже пустивший длинные ростки картофель.
Кто он, этот старик? Откуда? Где его поле, на которое пробирался лесной дорогой? Ответить было некому. Ясно было только одно — это дело воздушного стервятника, не пощадившего одинокого человека.