Гарнизон надо было разгромить основательно во что бы то ни стало. Откладывать новую операцию нельзя. Иначе не имело смысла нападать на него раньше и нести потери. Засевшие там фашисты продолжали сковывать действия отрядов, доставляли немало хлопот разведывательным и диверсионным группам, закрывали доступ к «железке».
Помню, особенно горячими выдались деньки, когда наш батальон готовился к этой операции. В разработке плана разгрома гарнизона принимали участие не только командиры, но и рядовые бойцы — разведчики и подрывники. Обговорили все детали. Перебрали десятки вариантов. Обсуждали, прикидывали, спорили до хрипоты. Возникало много сомнений. Вновь и вновь разведчики уточняли систему обороны, огневых точек, наличие вооружения, численность солдат и офицеров в гарнизоне. Командование батальона дотошно прикидывало все плюсы и минусы, все во имя того, чтобы избежать излишних потерь с нашей стороны и выполнить поставленную задачу. Именно такая дотошность дала возможность выработать правильный и четкий план предстоящей операции, от которого зависело многое.
Осуществить этот план намечалось силами отрядов имени В. П. Чкалова, имени К. Е. Ворошилова и одним отрядом из 7-й Калининской бригады. Общее руководство операцией командование бригады возложило на Р. Е. Королева. Успех замысла зависел от скрытности подхода к гарнизону, внезапности и стремительности атаки, меткости огня.
— Ворвавшись в гарнизон, дорогу себе прокладывайте огнем и гранатами. Вслед за разрывами их поднимайтесь и вперед, не давайте врагу опомниться. Это наши главные козыри, — напутствовал партизан Королев на заключительном этапе подготовки к операции. — Сумеем так сделать — добьемся успеха. А если не сумеем хотя бы скрытно подойти кгарнизону — случится непоправимое. Малейшая оплошность или недоучет чего-нибудь существенного в бою могут обойтись очень дорого.
Словом, к проведению операции в основном все было готово. Оставалось уточнить некоторые детали. Наше командование полагало, что все случайности учтены. Но случайности, как известно, не подвластны человеку. Они возникают сами собой. Провести намеченную на 20 октября 1943 года операцию помешал роковой случай, о котором мне хочется рассказать подробнее.
Утро 19 октября выдалось погожим. Несмотря на позднюю осень, небо пронизывала синева. Четко, как нарисованные, зеленели кроны сосен и елей. В лесу тихо. Алым цветом пылали спелые кисти рябин и гроздья калины. С берез, кленов и осин с легким шуршанием слетали на землю последние желтые листья. Природа готовилась к зиме.
Подъехав к реке, мы спешились и молча стали расседлывать коней. Они терпеливо ждали, когда мы пустим их пастись на осеннюю, жестковатую, прихваченную первыми заморозками траву. Только у разведчика отряда имени К. Е. Ворошилова Егора Траскова конь вел себя непонятно: беспокойно переступал с ноги на ногу, фыркал, шумно обнюхивал хозяина, мешал расседлыванию.
— Плохая примета, ребята, — заволновался Егор. — Я где-то слышал, что конь обнюхивает хозяина перед его близкой смертью. Значит, и мне суждено скоро погибнуть.
— Перестань чудить. Конь принюхивается и тянется к хлебу, который ты носишь в кармане, — заметил мой напарник Владимир Сандовский.
— Какой там хлеб! — воскликнул Егор. — Одни крошки остались. Но все равно что-то тяжко на душе, ребята.
В тот день разведгруппа была сборной, из трех отрядов. Мы шли по лесной дороге, на которой то и дело выступали из земли узловатые, крепкие смолистые корни. Определив места для размещения партизанских засад и проследив за действиями гитлеровцев на невельском направлении, во второй половине дня мы вышли на опушку леса к деревне Перевоз. Лес настороженно молчал.
— Хлопцы, я к вашему приходу пригоню коней на переправу, — неожиданно предложил Егор Трасков, не ожидая разрешения старшего, и быстрым шагом почти побежал к реке.
Вскоре его фигура скрылась за деревьями. Идти становилось тяжелее. Я ощущал неимоверную усталость. Каждый шаг давался с большим усилием. Тело казалось каким-то обмякшим, а ноги — ватными, чужими. Охватывало неясное беспокойство. С чего бы это?
Может, у человека есть такой скрытый орган, способный сигнализировать о приближении опасности. Не знаю. Не берусь судить, но чувство тревоги нарастало. Мы шли и не знали тогда, что до беды по расстоянию оставались считанные шаги, по времени не часы, а минуты.