Иногда, слишком поздно засидевшись, он вдруг схватывался, как бы опомнясь от угара, улыбался улыбкой виноватого, предчувствующего наказание, и торопливо начинал сбираться домой, часто говоря: «Беда, как это всегда с вами заговоришься, Вадим Васильевич». И точно теперь вижу, как он, уже закутавшись в шубу, лукаво выглядывая из-за мехового воротника, поднятого выше ушей, иногда добавлял: «Вы точно светлая звездочка взошли на нашем тверском горизонте, так и тянет любоваться вами; не закатывайтесь от нас подольше».
Вадим первому Лажечникову читал некоторые места из своих «Путевых записок», делал поправки по его замечаниям и был благословлен им на путь серьезного исторического труда, на который призывали Вадима богатые умственные способности и наклонность и по которому ему не привелось идти, — он едва ступил на этот путь, как и был сорван с него безвременной кончиною. Видно, свыше было не суждено.
Глава 27. Арест и симпатия
1834–1835
Их круг разрозненный
Становится тесней…{1}
Весной Вадим получил письмо от графа Александра Никитича Панина, которым он вызывал его для занятия в Харьковском университете кафедры{2}. Мы стали понемногу сбираться в этот дальний путь.
В конце июня было арестовано несколько молодых людей, по поводу пирушки, на которой пелись недозволительные песни. Из товарищей Вадима на этом празднике не было никого, даже никто и знаком не был с присутствовавшими там, только некоторые знали поэта Соколовского, в том числе и H. M. Сатин. В бумагах Соколовского нашлась записка Сатина, в бумагах Сатина — письмо Ника, и оба были арестованы. Саша, огорченный, встревоженный, домогался повидаться с Ником, и виделся. Иван Алексеевич и сенатор сердились на Александра за арест Ника. У нас все находились в томительном предчувствии беды{3}.
Занятая сборами к отъезду и изданием «Путевых записок» Вадима, я относилась к этим событиям спокойнее всех окружавших меня.
В это же время в Москве начались страшные пожары{4}. В одно утро матушка подозвала меня к окну и тревожным голосом сказала:
— Посмотри-ка, Таня, какой ужас!
Я взглянула в окно и обомлела. Вдали стояла огненная стена и разгоралась все шире и шире. С замирающим сердцем мы следили за расстилавшимся пламенем и клубами серого дыма, обнимавшими полнеба. От времени до времени сквозь дым сияли, добела раскалившись, вновь загоравшиеся строения.
Горело Лефортово — и выгорело дотла.
Так начался ряд зажигательств, продолжавшихся несколько месяцев. Полиция и жители отыскивали виновных и не могли найти. Составилась комиссия для розьн ска поджигателей. Начался разбор захваченных людей. Одних отпускали, подозрительных допрашивали, судили и ничего не открыли. Два человека были наказаны, но и те оказались невинными. По распоряжению начальства они были награждены за каждый удар по двести рублей и паспортом с свидетельством их невинности, несмотря на наложенное на них клеймо преступников.
Из денег, полученных нами в подарок от родных, мы употребили часть на напечатание сочинения Вадима, часть на покупку книг, посуды фарфоровой и хрустальной, чаю, сахару и восковых свечей, не рассудивши, что все это можно было купить и в Харькове, не обременяя себя перевозкой. Остальные деньги отложили на путевые издержки и на первое время в Харькове.
Дней за пять до нашего отъезда Саша попросил меня прийти к ним обедать, а кстати и проститься с его отцом. После обеда он позвал меня в свою комнату и, взявши за руку, нетвердым голосом сказал:
— Таня, ради бога скажи, что мне делать? я совсем теряюсь, Ник взят, наши сердятся, с Марией не знаю, как быть, не знаю, как развязаться.
Я была поражена. Я давно видела, что он стал к ней холоднее, но чтобы охлаждение дошло до такого градуса — не ожидала и не знала, что сказать.
— Что же ты молчишь, — продолжал он, — дрожь пробегает по мне, когда представляю себе объяснения, укоры, слезы, что ты скажешь?
— Не знаю, Саша, — отвечала я, чувствуя страшное замирание сердца. — Кажется, лучше всего поступить, как говорит совесть.
— Не могу думать. Спрашиваю тебя.
— Как далеко зашла ваша любовь?
— В чистоте наших отношений, конечно, не можешь сомневаться. Я предлагал ей жениться, она не связала меня словом, даст ли ей счастье брак без любви?