Потом Ник неодобрительно покачал головой и сообщил, что ему невыносимо жаль мои замёрзшие коленки, и мы зашли в кафе погреться. Там выпили по чашке кофе. Ник предложил пообедать, но я застеснялась снова транжирить его деньги и наотрез отказалась. Сказала, что вовсе не голодна. Он вроде поверил, но купил в дорогу пирожки с повидлом и мы, жуя их, отправились опять гулять.
После кафе я немного осмелела и взяла его под руку под предлогом того, что было скользко. Я на самом деле только и делала, что скользила на своих тонких каблуках.
Ник что-то рассказывал мне о молекулах воды, кристаллах и вообще о необычных свойствах льда, о каком-то странном эфире, но не так, как на уроках физики и химии в школе. Его рассказ был гораздо интереснее.
Правда, я так ничего и не запомнила, помимо профиля Ника. Шла рядом, прижавшись к нему, и старательно делала вид, будто внимательно слушаю, а сама смотрела на его скулы, нос, подбородок, брови… и не могла наглядеться! Кажется, он это быстро понял и тогда предложил пойти на каток.
Каждую зиму в нашем районе, в самом конце наикрасивейшего сквера, заливают два расположенных рядом поля. Одно для хоккеистов, другое для фигуристов. Но сегодня хоккея не было, и люди катались на обоих катках.
Мы выбрали «хоккейное» поле, обнесённое простым деревянным заборчиком, покрашенным в голубой цвет, как бы говорящим, что это поле не для женских танцев и забав, а исключительно для мужских баталий за шайбу.
Оба поля размещаются на возвышенности, и когда катаешься, то складывается впечатление, будто ты свысока смотришь на сквер, дорожки которого огибают эти два ледовых поля. К столбам с прожекторами, что стоят по периметру хоккейного поля, уже как много лет привинчены старые динамики, и смотрители спортивного комплекса иногда включают музыку. Она играла и сегодня.
Моя бабушка рассказывала, будто лет пятьдесят назад, ещё до войны, здесь была большая танцплощадка, и со всего района приходили люди, чтобы провести тут вечер. А в сквере стояли автоматы с газировкой; продавались цветы и мороженое; люди играли в шахматы и домино прямо на скамьях. И якобы всё было очень цивильно.
Танцплощадки в моём детстве уже не было. Вместо танцев постоянно кто-то кричал «Шайбу! Шайбу!», а после повсюду валялись пустые бутылки из-под пива.
Помню, как я копила копейки, чтобы летом попробовать газировку из всех автоматов. Целый мешочек за зиму собрала. А когда летом пришла в сквер, то обнаружила, что все автоматы убрали. Слёз было – море!
Времена изменились, и в сквере стали чаще убирать. Теперь здесь не валяются пустые бутылки, никто не орёт с трибун всем районом, зато можно спокойно покататься на коньках или посетить качалку – убогое одноэтажное здание, стоявшее особняком, но туда редко кто заходит из нормальных людей. Говорят, что теперь там бандитский притон. Не знаю. Я была там только три раза и три года назад, когда мой папа решил подкачать свои несуществующие мышцы перед отпуском в 1988 году, – мы тогда полетели в Сочи аж на целый месяц!
Пока мы с Ником брали напрокат коньки, уже стало вечереть. Народ почему-то решил массово покинуть каток, и мы очень скоро остались совсем одни на небольшом ледовом поле.
Мы кружились под музыку, догоняя друг друга, или просто нарезали круги, держась за руки. И постоянно улыбались. У меня даже щёки заболели от улыбок! Не знаю, кто там ставил музыку, но она была восхитительной! Все самые прекрасные песни, включая новинки этого года. Плюс старые песни, такие медленные, проникновенные, такие солнечно-красивые. И все о любви!
Помню, как неожиданно закончились наши танцы (отнюдь не грязные, замечу, несмотря на включённую нам с Ником известную песню из одноимённого кинофильма).
Мы остановились посреди поля, когда я услышала следующую песню, и тут меня пробрало: из глаз хлынули слёзы. Ручьём. Я не могла их сдержать, да и не хотела этого. Точно душа очищалась, как будто что-то вспоминала. Почему-то впервые в жизни мне не было стыдно плакать при ком-то. Ник даже не спрашивал, почему я плачу.
Может, это от моих слёз; может, из-за того, что в тот момент перед моим взором всё было размыто и плыло, но мне показалось, будто я видела слёзы и в его глазах!
Тогда мне вспомнился фильм, в котором звучала эта старинная песня, и я подумала, что и Ник похож на что-то потустороннее, на призрак, на сновидение.