Они помнят о моих ухажёрах из школы, даже о парне с параллельного потока в университете, но там не было ничего серьёзного. Так, пару раз в кино сходили.
Кем же был тот самый первый? Почему стёрлись именно эти моменты моей жизни? Почему, например, не то, как я училась в школе или сдавала экзамены? Раньше я расстраивалась, что не помню самого важного, но теперь я этому рада. Не хочу помнить никого, кроме Ника. Не представляю, как я могла бы быть с кем-то ещё, потому что от него у меня не просто жар разливается по телу. Меня трясёт, меня точно бьёт электрический ток! И избавиться от этого я могу, лишь прикоснувшись к нему. Но вот ирония: как только касаюсь его, по моим венам тут же начинают кататься горячие волны. Одна сильней другой! Вихрь следует за вихрем, ураган за ураганом. Всё внутри меня приходит в движение, оживает, раскрывается, подобно тому, как просыпается от зимнего сна природа. Сомневаюсь, что когда-либо я могла испытывать подобное с другим парнем. Тем не менее я, как оказалось, неплохо целуюсь… И Нику явно нравилось, как я это делала.
Когда стало совсем темно, включились уличные фонари. Они лили свой тёплый жёлтый свет на сквер, где повсюду блестел бриллиантовый снег. Он мягко ложился необыкновенно крупными, пушистыми шапками на ветви деревьев и кустарников, на пешеходную дорожку и лавочки, на ограждение катка и фонарные столбы. Под тяжестью снега ветви деревьев клонились вниз, создавая серебристые ажурные арки, и всё это казалось мне настолько нереально прекрасным, что я пару раз крепко зажмуривала глаза, дабы затем открыть их и убедиться: это действительно был не сон!
В это время кто-то очень сердечный включил нам на катке разноцветные прожекторы, сделал музыку потише и написал записку, чтоб казённые коньки мы оставили на нижней трибуне под лавкой. Записку прикрепили к калитке у ограждения катка. Я не сразу заметила приписку внизу тетрадного листа:
«Вы очень красивая пара!»
А когда я прочитала это, такая теплота разлилась по моему сердцу; столько благодарности я испытала к тому, кто, оказывается, так умилённо наблюдал за нами всё это время и ставил нам самые бесподобные песни на свете. Пусть он будет тоже счастлив! Пусть и в его жизни наступит время неземных снов, ведь сегодня он так щедро и бескорыстно подарил эту возможность нам.
Как мы дошли до моего дома – не помню, потому что шли мы очень и очень долго, постоянно останавливаясь и целуясь. И целый час стояли в подъезде, занимаясь тем же самым. Потом переместились на мой этаж, а там – чуть спустились по лестнице, остановившись между двух площадок: там, где лифты с квартирами, и там, где лестничный пролёт с мусоропроводом. Не очень романтичное место, но в тот момент оно было единственным и самым уютным на всём белом свете.
Тут моему папе приспичило пойти выбросить мусор, и он застукал нас с Ником на лестнице. Мы только-только успели оторваться друг от друга, как объявился папа в халате – весь такой напряжённо-недовольный да с ведром мусора.
Ник смущённо поздоровался, но отец ничего не ответил, лишь сухо кивнул и красноречиво помахал ему помойным ведром. Проторчал на лестничной клетке, таращась на Ника, наверное, целую вечность! Я чуть со стыда не сгорела и, грозно вытаращив глаза, указала ему на дверь квартиры со словами: «Может, ты пойдёшь уже, наконец, домой!». Папа озлобленно проскрипел: «Хватит тут обжиматься!», после чего пошлёпал своими клетчатыми тапками обратно в квартиру, так и не выбросив мусор. Наверное, он не решился пройти мимо нас к мусоропроводу.
– Это был мой папа, – шепнула я Нику, когда дверь квартиры захлопнулась.
– Я так и понял, – тихо засмеялся он.
И мы продолжили целоваться, вцепляясь друг в друга так, словно это был последний день нашей жизни.
Накал страстей грозился выйти за пределы разумного. Моё пальто уже было полностью помято и расстёгнуто, как и куртка Ника, и его задранный свитер. По-моему, мы обтёрли моими волосами всю стену. Помню, что мне было уже слишком жарко, и кожа Ника прямо вся пылала, когда я окончательно потеряла рассудок и была готова на что угодно прямо там, на лестнице. И Ник, судя по его состоянию в тот момент, вряд ли стал бы противиться моим желаниям, как вдруг дверь моей квартиры вновь чуть приоткрылась и в щёлке я увидела мамин нос.
– Люб, у тебя совесть есть?! – прошипела она, после чего нам с Ником пришлось проститься, так и не познав, что же собой представляет секс на лестничном пролёте многоквартирного дома.