Никогда! До последнего вздоха, до последней живой души! Пока дышу сама, пока существую!
Полыхнуло в груди, точно неведомая печать пробилась из-под слоёв пыли и явила себя на свет.
Медленно открыла глаза и от неожиданности даже ударилась затылком о фонарный столб: Ник стоял вплотную, почти касаясь меня, и с академическим интересом изучал моё лицо.
Ироничная, кривая усмешка вперемешку с... восхищением? Уважением? Признанием?
Не поняла его взгляд.
Что ты скрываешь, Ник? Что ты знаешь обо мне такого, что я сама не знаю?
Какие-то люди проходили мимо нас. Облаял пёс. Снегоуборочная машина обсыпала грязным снегом мои сапоги. Но мы с Ником не сдвинулись с места. Так и стояли, застыв, сосредоточенно смотря друг другу в глаза. Весь мир вокруг нас был нереален. Всего лишь декорации. Удивительно. Разве можно вот так застыть, фактически умереть, не жить, но продолжать чувствовать, мыслить, понимать, что вокруг тебя происходит какое-то действие? Меняются картинки, объекты, раскадровка... в надежде на взаимодействие с тобой. А ты стоишь и впервые понимаешь, что можешь просто выйти из игры.
Но не хочешь.
Не имеешь права.
Не можешь бросить тех, кто остаётся здесь. Тем не менее «декорациям» всё же удалось вернуть нас к жизни, когда мимо прошествовали две девушки и намеренно громко и вызывающе... нет, даже не захихикали, а именно заржали, как какие-то лихие кобылки.
Ник инстинктивно обернулся посмотреть. Девушки призывно засмеялись, окатили меня презрительным взглядом и притормозили.
– Молодой человек, огоньку не найдётся?
– Не курю, – ответил Ник, отвернувшись от них.
– Чего так? – не унималась блондинка с похожими на мои волосами: только искусственно завитыми мелкой химической завивкой.
– Здоровье берегу.
– Для неё, что ли? – фыркнула вторая девица. – Ой, не могу!.. Было бы ради чего так стараться. Бросай её. Пойдём с нами. Или бери чувырлу с собой. Пусть девочка поучится.
– Уходи, – неожиданно мягко обратился к девушке Ник.
Я даже вздрогнула. Мягкая такая, бархатная, завораживающая интонация и колдовской тембр голоса, но я отчётливо услышала приказ и угрозу.
Девушки, не проронив больше ни слова, попятились и, ступив в темноту ближайшего переулка, просто растворились.
Жаль! Мне так хотелось посмотреть на их реакцию. Я даже, помнится, расстроилась, но хорошее настроение быстро вернулось, когда меня опьянил тёплый поцелуй на морозном воздухе. Как-то сразу позабылись все мои видения и предчувствия, все плохие и странные мысли. Существовали только наши поцелуи: сладостные и тёплые, дразнящие и зовущие, восторженные и требовательные, обещающие и напоминающие...
Вдоволь нацеловавшись, я чуть отстранилась и не без досады выдохнула:
– Знаешь, я видела многих уверенных в себе ребят, но ни на кого женщины так не бросались, как на тебя. В чём твой секрет? Ты пользуешься колдовскими приворотами?
– Нет никакого секрета, – пожал плечами Ник. – Просто у большинства – это совсем не та уверенность, которая необходима. У них обычное бахвальство, за которым они пытаются спрятать комплексы, помериться яйц... кхм... извини. Мышцами, я хотел сказать.
– Это ты про горилл?
– Про них тоже.
– На самом деле, нормальной женщине гориллы, конечно же, не нравятся, – со вздохом созналась я.
– Почему? – спросил он, когда я заметила задорные искорки в его глазах. – Ведь они продолжатели рода человеческого.
– Да пусть сколько угодно продолжают род человеческий, а вот по-настоящему понравиться они никогда не смогут.
– О, как...
– Неотёсанная грубость, неуверенность в себе, желание спариваться со всеми женщинами подряд без разбора, боязнь упустить самку и потерять лидерство – всё это сразу чувствуется здоровой женщиной и она внутренне даёт отпор такому ухажёру, даже если вначале соглашается на продолжение рода. Всё это воспринимается не за силу, а, напротив, за слабость, за страх, за низость и неполноценность и, как следствие, даёт женщине поводья для управления слабым и ущербным самцом. Подсознательно понуждает её исправить ситуацию, как бы излечить от недуга, наставить на путь истинный, стать единственной для... развратного кобеля, – я искоса взглянула на Ника, который шёл с непроницаемым лицом.