Перехватив одного из слуг, что беспрестанно сновали туда—сюда и попросил вызвать рыжую красавицу. Та не заставила себя долго ждать. Выпорхнув, бросилась на шею и закружила в танце. Френсису не сразу удалось ее угомонить. Присмотрелся. Румянец во всю щеку, лихорадочный блеск глаз. О, как расширен зрачок! Подсыпали что—то в еду или ментальное воздействие? Могла ли пробовать блюдо, что не ел он? Френсис напряг память. Овощное рагу и барашек. Салат не ел. Возможно, на листья попали галлюциногенные нитраты? Не смешно. Вино? Старое, отменного качества. Оглянулся по сторонам и увлек рыжую подальше от столовой. Вскоре голоса стихли. В голове окончательно прояснилась. Значит гипноз.
— Звал? Что случилось? — Проворковала девушка, провокационно поглаживая по груди. Не то, чтобы неприятно, но не характерно для одной отдельно взятой особы. Из лифа платья кокетливо выглядывал отороченный кружевом батист. Словно по наитию, выхватил платок и отбросил в сторону как ядовитую змею.
— А! — Лаура рванула следом, но англичанин перехватил и прижал к себе. Рыжая дико ругалась, кусалась и царапалась, но силы были не равны. Пришлось подчиниться. Удерживая одной рукой, второй щелкнул зажигалкой и метко бросил мерцающий огонек на ткань. Та вспыхнула, будто политая бензином. Лаура побелела, виски покрылись бисеринками пота. Ощущение будто внутренности пронзил раскаленный прут. Стискивая виски, девушка взвыла дурным голосом. Если б не крепкие объятия упала бы на плиты и забилась в мучительных судорогах. Пентаграмма на груди ощутимо нагрелась. Пространство вокруг пронзили черные нити. Они со звоном лопались, одна за другой, причиняя дополнительные страдания.
Френсис отчаянно прижимал девушку к себе и лихорадочно размышлял. Что делать? Как помочь? Вернется ли к нему ЕГО Лаура?
Тихий стон прошелестел над головами, на стенах мелькнули тени. Лаура сухо сглотнула и подняла голову. Боль исчезла, едва растворилась последняя черная нить, а следом навеянное платком наваждение. Ужас перед замком овладел сердцем с новой силой. Стало стыдно перед Френсисом. Попыталась робко отстраниться, но тот не позволил. Лишь крепче обнял.
— Ничего не нужно говорить. Я рад, что ты в порядке.
— Можно и так сказать. — Усталый надтреснутый голос более не походил на кокетливое журчание. Взгляд серебристых глаз потеплел.
Вдруг повеяло ужасным могильным холодом, промозглой сыростью и смрадом старого заброшенного склепа. Удушающий запах разлагающейся плоти едва не лишил сознания. Лаура теснее прижалась к парню, словно желая слиться с ним воедино. Неизвестно откуда взявшийся ветер путал волосы, рвал одежду, хлестал по лицу. Не в силах шелохнуться, словно обратившись безмолвным мрамором, стояли в центре завывающего сотканного из мрака и черных предзнаменований вихря. Сквозь окутавшую пелену ужаса, услышали тихую игру лютни. Печальный мужской голос запел древнюю балладу. В каждой ноте, каждом слоге звенела невыразимая тоска, нечеловеческое страдание.
Сегодня день рожденья Джейн,
Часы тяжелым боем
Сзывают всех, кто взят ей в плен,
И вот проходят роем
Красавцы Гроль, и Ральф, и Свен,
По сумрачным покоям.
Есть ли предел потрясению? Ветер почти утих, но что это?
Лаура глянула по сторонам и заиндевела от ужаса; закричала бы, если б Френсис не зажал рот ладонью. При первых звуках голоса неведомого певца с глаз упала пелена, и молодые люди увидели замок в реальном виде. Светлый просторный холл превратился в смрадный серый склеп. Ветхая, давно выцветшая ткань клочьями свисала на испещренных плесенью стенах. В разбитых окнах гудел ветер. Унылый пейзаж мертвой осени дополнял обстановку.
Не сговариваясь, Френсис и Лаура бросились в столовую. Приникли к мутной, растрескавшейся стеклянной двери и обомлели. Празднично убранный стол превратился в груду грубо сбитых досок, мишура — в гроздья седой паутины, а в разбитой глиняной посуде копошилось отвратительное месиво. Желудок сделал кульбит. Лаура позеленела.
— Мы этим все время питались?