Цепочка звякнула и дверь отворилась. Перед ними стояла Одетта – теперь уже Гальва. Похожа она была по мнению Сольвег на перепуганного жеребенка – вот-вот сорвется с места и убежит.
– Господин Ниле, как же рада я увидеть друга! – она всплеснула руками. Совсем не по-дворянски.
– Это Сольвег Альбре, мой друг, – представил ее Микаэль. – К слову, я слышал о вашем несчастье. И как друг и важный помощник Совета пришел расспросить вас о случившемся.
Личико Одетты сморщилось, выступила пара слезинок.
– Лоренс уже сам пошел доложить в Совет, – она всхлипнула. – Госпожа Сэрра милостива, она поможет нам разыскать ту разбойницу.
Микаэль вскинул брови.
– Разбойницу?
– Ее, ее, – кивнула расстроенная девчонка. – Злодейку проклятую. Я впустила ее в наш дом, думала, что она та самая Гертруда, которую нам одолжила семья Брудо… Что это пришла няня для нашего малыша, а она украла нашего Эдвина! У кого рука поднимется на такого малютку?
– То есть к вам пришла женщина, прикинувшаяся служанкой? – вкрадчиво переспросил южанин, поглядывая на Сольвег.
Одетта кивнула.
– Это она, змея подколодная, я знаю, знаю. А сперва так мне понравилась…
Сольвег пока не понимала, к чему ведет это зареванное недоразумение с пухлыми щеками. Не понимала она и другого. Почему женщина. Откуда женщина, это должен быть мужчина, тот широкоплечий здоровяк с угрюмым лицом. Это он ведь чудовище. Она прислонилась к колонне на крыльце и вздохнула. Голова у нее шла кругом.
– Я понимаю, госпожа, вы не хотите переживать свое беспокойство все снова и снова, – кивнул Микаэль. – Но может быть вы расскажете мне, как выглядела та женщина?
Одетта махнула рукой.
– Такую поди найди в нашем городе – столько людей, точно муравейник в лесу. Невысокая она была. Очень тоща. И лицо крохотное, скулы острые, да и глаза большие, точно в пол этого красивого лица. Косы вот были у нее белые, точно горный снег. Длинные, еще и вокруг головы намотанные. Засохшие васильки в них воткнуты были. Да и говор странный, будто не здешний, певучий такой.
Микаэль повернулся к Сольвег.
– Это может быть кто угодно, госпожа Одетта, – твердо сказала красавица. Она развернулась и поспешно пошла назад по белой каменной тропке.
– Не думаю, – прошептал Микаэль. Он кивнул Одетте и поспешил за ней. У самой калитки он ухватил Сольвег за край рукава.
– Ну, так что ты скажешь теперь?
Сольвег вырвалась.
– Это ничего не доказывает.
– Да, действительно. Это доказывает всего лишь то, что Кая-Марта нам солгала и что она была в доме Лоренса и Одетты.
– Мало ли в городе худышек со светлыми волосами.
– Не со светлыми, а с белыми, как снег, и с васильками в волосах. Сухими.
– Я не верю тебе.
– Верить надо не мне, а фактам. Она нас обманула и, очевидно, у нее на то свои причины. Оказывается, не зря я не доверял ей. Не просто так вертелась она возле Эберта. Ты ведь помнишь, я рассказывал, что видел у Эберта за ширмой кончик женского платья. Теперь уверен, что это была она, хитрая девчонка. Обманула и меня, и его. А глаза-то невинные, как у лани в лесу.
Сольвег стояла в тени яблонь, скрестив на груди руки. Своими словами Микаэль хотел отобрать у нее единственную подругу, единственную женщину, такую же, как и она, с которой она может поговорить по душам и с которой может она не таиться. А Микаэль за долю секунды превращает ее из милой знакомой в чудовище. Всего два взмаха кистью, и вот уже Кая-Марта обманщица и ужас в ночи. Она тому не верила. Не ко времени ей разбрасываться новыми друзьями. Не бывает у злодеек таких светлых глаз, таких добрых рук, не приходят они на помощь к уставшим на улицах, не приводят их в свой дом, не поят чаем и ласковым словом не успокаивают. Сольвег не знала, почему отчаянно и упрямо не хотела признавать, что Кая-Марта ей враг. Оттого ли, что исчезнет она – и она навсегда останется один на один с одиночеством и словами, запертыми во рту на много ключей. Или оттого, что знала, что Микаэль из ее жизни тоже исчезнет, когда завершится их крохотное приключение, их нелепая авантюра, к тому же опасная.
«Тогда не Ниле будет приходить ко мне утром на чай, вваливаться в двери гостиной, класть на соседний стул ноги. Тогда лишь тихо и степенно зайдет ко мне одиночество, и платье на нем будет застегнуто на все пуговицы, черный креп будет лежать на его волосах, и оно расскажет мне лишь степенно и о долге запятнавшей себя девицы, и о том, что осень будет нынче холодной. Ни о чем ином.» И Сольвег вновь помотала головой, с тоской и упрямством поглядывая на Микаэля.