– Вы такая же красивая, как рассказывал Микаэль, – донеслось до нее с другой стороны стола. – И волосы у вас, как у принцессы. И глаза блестят.
Сольвег сомневалась, что после всего, выпавшего на ее долю, ее глаза могут блестеть чем-то кроме раздражения.
– Ты рассказывал обо мне сестре? – обернулась она к Микаэлю с насмешливой улыбкой.
Южанин услужливо кивнул.
– Только самое плохое. В порядке воспитания. Чтобы она знала, как жить нельзя. Но к чему обманывать ребенка, ты ведь правда красива.
– Каталина, ешь молча и оставь нашу милую гостью в покое, – в столовую вплыла госпожа Руза, мать Микаэля. – У тебя урок музыки с маэстро Ульрико, а ты до сих пор не готова.
– Не хочу я на урок, – Каталина упрямо сжала губы. – Не хочу музыку. Хочу сидеть здесь. Хочу подружиться с подругой Микаэля.
– Поверь, дорогая, я правда не лучшая подруга для юной наследницы, – хмыкнула Сольвег, глядя как подоспевшая служанка уводила Каталину за дверь. Потом она поблагодарила за гостеприимство госпожу Рузу. Та кивнула ей с теплой улыбкой. Каково, интересно, ей, что ее сын приютил такое отребье под ее крышей. Они снова остались одни. Микаэль посыпал кусочки свежих лимонов сахаром и, довольно жмурясь, отправлял их в рот.
– Я подумала над твоими словами, Ниле.
Тот с набитым ртом повернулся и вопросительно посмотрел на нее.
– Я про Каю, – пояснила Сольвег. Она допивала горячий чай с лепестками жасмина. Странно, в такую жару это все равно было приятно.
– Серьезно? – южанин откинулся в кресле. – Тебя отец выставил из дома, а ты предпочитаешь говорить о Кае?
– Ты обещал мне в случае успеха корабль. Сейчас я нищая и бездомная. Вознаграждение мне было бы кстати. Вряд ли ты будешь рисковать добрым именем семьи и будущим твоих братьев и сестры, пуская надолго меня под свою крышу.
Южанин звякнул ложечкой по фарфоровой чашке и насмешливо склонил голову на бок.
– Поверь, любезная Сольвег, я достаточно богат, чтобы позволить себе плавать и нырять в самых бессмысленных слухах. О семье Ниле молва идет с тех самых пор, как мой отец женился на матери. Выходцы из Эльсхана никогда не пользовались популярностью на севере нашей страны. Я купец и торговец, я ни разу не дворянин. Но любая чопорная матрона будет счастлива выдать за меня свою бесприданницу-дочку. Поверь, я могу позволить себе дать тебе убежище. Ты дама в беде, ты моя помощница. Назови хоть одну причину мне тебя не принять.
Сольвег могла бы назвать сотню причин, в последние месяцы она и сама была невысокого о себе мнения, но сейчас она промолчала и лишь ответила на улыбку улыбкой.
– Можешь оставаться здесь сколько потребуется, – Микаэль хлопнул по столу и чуть не опрокинул крошечную вазочку с мелкими лилиями. – Я теперь хозяин и никто тебя не выгонит.
– А твоя мать?
Микаэль фыркнул.
– Моя мать, Сольвег, так любит гостей, что вчера пилила меня весь вечер, что я не успел накормить тебя ужином и не снабдил самой роскошной комнатой. Подруг у нее в этом городе немного, а после смерти отца многие снова стали считать ее выскочкой из Эльсхана. Как, собственно, и меня, только меня то нимало не заботит. Я мужчина, мне проще, а ей нужны подруги, чтобы за чашечкой апельсинового лимонада со льдом поболтать о детях, о платьях, о модных стихах и поэмах. Моей матери скучно. Тебе она рада. А что касается слухов… Мы южане, нам проще что-то понять. Не будь кислятиной, Сольвег, и этим ты с лихвой окупишь наше гостеприимство.
Сольвег хотела сказать «спасибо», но отчего-то в горле сжался комок. Какой кошмар, Сольвег Альбре стала сентиментальной. Они с Микаэлем были умны, расчетливы и осторожны – ни один другого не называл другом за все то время, что они были вместе. Он мне не друг, все повторяла себе Сольвег, но волна благодарности поднималась в ее груди, когда она смотрела на его проказливую улыбку