Улыбка рыцаря была, как у деревенского дурачка – тихая и немая.
– Уходи, Микаэль, – прошептал Эберт и неверным шагом двинулся к двери. – Уходи, я прошу.
Микаэлю хотелось, как Сольвег – опрокинуть ширму, швырнуть что потяжелее в окно. Друг его отослал, он его бросил, да и друг ли он теперь вовсе. Медленным неверным шагом он подошел ко второй двери и захлопнул ее за собой. В груди сдавило, а на сердце кошки скребли. Он сглотнул и огляделся в поисках Сольвег.
– Госпожа, – он негромко позвал. Никто не ответил. Он огляделся, прошел пару залов и увидел ее.
Она сидела в кресле, но голова ее упала на грудь, а волосы рассыпались по плечам. Он подошел и осторожно взял ее за руку.
– Сольвег?..
Та не ответила. Только наклонилась еще сильнее и упала ему на руки, точно кукла, еле он успел подхватить.
– Эй!.. – на спине через ткань проступали капельки крови. Он сразу вспомнил про порезы на белой спине.
– Будь ты неладна… – в сердцах сказал Микаэль, огляделся.
Слуг вокруг не было. Да и вряд ли слуги Эберта теперь будут ему помогать. Он подхватил Сольвег на руки. Она была легче пушинки, и ее голова склонилась ему на грудь. Не была бы она таким наказанием небес, он бы признал, что она хорошенькая. Вместо этого южанин только вздохнул и решил, что вряд ли прошлый Эберт сильно расстроился, если бы тот одолжил на денек-другой его лошадь. Да. Взять лошадь, погрузить на нее полумертвую Сольвег и отвести эту бедовую даму в ее же поместье. Микаэль не помнил, с какого момента в своей жизни он свернул не туда, но точно знал, что с госпожой Альбре он еще наплачется. И с ней. И с Эбертом.
– Держись за гриву, несчастное ты создание, – кряхтел он, усаживая ее впереди себя на вороную кобылу. – Если можешь.
Слабые пальцы Сольвег сжали конскую гриву. Он накинул капюшон ей на голову. Ему показалось, что она прошептала слова благодарности, но то ли это его воображение, то ли их развеяло по ветру. Где-то в закоулках разума мелькала мысль, что к прелестной Мадлене он уже не успеет.
«Слишком много дам, – думал Микаэль, пока цокот быстрых копыт раздавался по мостовой. – Слишком много дам и слишком мало меня. Как же неплохо должно быть живется монахам в аббатстве!»
Дом Эберта все быстрее и быстрее становился крохотной точкой вдали.
Глава XV
Глаза еле открылись, казалось, веки смазали медом. Сольвег не сразу поняла, что лежит на своей постели. Голова кружилась, к горлу подкатывала тошнота. Спину холодил ветерок. Кожей она чувствовала, что сверху на спине нет ни одеяла, ни ночной сорочки. Она запаниковала, хотела выбраться их вороха простыней, но низкий спокойный голос пресек ее попытки.
– Ну, ну, госпожа, потерпи, скоро будет совсем не больно.
Она с усилием открыла глаза и повернула голову. Рядом с ней на стуле у постели сидел мастер Талман, тот самый врач, которого еще Эберт просил осмотреть труп слуги. Он был седой и бородатый, длинный камзол из черного сукна был застегнут на все пуговицы. В руках у него была игла, которую тот держал над зажженной спичкой. Сольвег застонала и почувствовала колющую боль, когда игла вновь уколола ее рядом с порезом. К уже зашитым ранам он приложил вату, смоченную в зеленоватом растворе. От него шел пар. Он жегся отчаянно, и Сольвег казалось, что с нее медленно, но, верно, снимают кожу.
– Полежите, моя дорогая. Если бы господин Ниле не позвал меня, Создатель ведает, какую заразу бы вы занесли. Пускай просохнет. Я, с вашего позволения, пойду домой. С полуночи рядом с вами, а уже утро.
Талман перекинул через плечо свою старую сумку с лекарствами и пошел к двери.
– Постойте, – хрипло вырвалось у нее из груди. – Ниле. Он еще здесь?
– Нет, госпожа, ушел перед рассветом, – отозвался старик. – Попросил доложить обо всем ему, а его де ждут срочные дела. Просил вам оставить записку, только что прислал. Вроде как из библиотеки городского Совета.
Сольвег откинулась на подушки и вновь застонала. Дверь за мастером Талманом затворилась, и она снова осталась одна. Спина болела и жгла, но это уже походило на выздоровление, старый врач из Линдемы свое дело знал. Она бросила взгляд на стул, на нем аккуратно висело ее новое темно-синее платье. Он подарил ей платье, смешно. В былое время, она к такому и пальцем бы не притронулась, а сейчас единственная красивая вещь, что есть у нее. Она смотрела на платье, на резные длинные рукава с кружевом, а в мысли отчаянно лезла фраза, что рыцарь сошел с ума. Она ожидала чего угодно, но не такой ледяной ярости, не такой бессильной злобы. На какой-то момент он ей даже понравился. Неужели, даже такая деревянная кукла, как он, способна на чувства.