Быстро одевшись, она потянулась к гребешку. Она не будет их заплетать сегодня, все равно не умеет. Аккуратно проведет гребнем по волосам, разделит их на две половины, пускай темные кудри спускаются вниз по плечам. Она взяла крошечный ключ, висевший на шее, и подошла к столу. В ящике все так же лежала маленькая шкатулка. Она отперла ее. Старое жемчужное ожерелье и четыре золотых колечка. Конечно, придется продать. Теперь уже точно придется. Она пересыпала четыре кольца в мешочек, мешочек положила в карман. Перстни были ладные, на одном был самый маленький бриллиант, другие украшали гранаты с топазами мелкою россыпью. Этого ей хватит на три месяца, когда она заложит их у ювелира. Жемчуг… Жемчуг она прибережет. Жемчуг был матери, за него она выручит гораздо больше, чем за мелкие колечки. Это все, что у нее осталось. Это если придется так тошно, что останется только бежать. Подальше. В Измар. В Измаре у нее есть двоюродная тетка, может, хоть примет ее, даст ей место при доме. А там она не пропадет, она никогда не была беспомощной дурой. Тетка, кстати, торгует – в Измаре другие мысли о знати – она стара, может, ей и удастся сколотить состояние. В конечном итоге, они ведь обе ненавидят ее отца.
Она осторожно убрала жемчуг обратно. Нет, бежать еще рано. Бежать хотел Магнус. Ей же отправляться совсем в другую сторону. Сольвег взяла со стола записку, про которую говорил мастер Талман. Действительно, она была от Ниле. Микаэль писал, что хочет вечером ее видеть. Чтобы она пришла в библиотеку городского Совета. Да и тон послания был встревоженным. Она вздохнула. Что ей оставалось как не повиноваться. Если это первый шаг ее новой жизни, то пусть это будет шаг в неизвестность. Тем более, как благородная дама, ей бы спасибо сказать за помощь. Если бы не Микаэль, сидеть бы ей сейчас с разодранной спиной на городской площади или без сознания у Эберта дома. Да и мастеру Талману скорее всего все же он заплатил. Она поежилась. Отдавать долг Ниле не хотелось, да и те монетки, что у нее оставались давно уже были расписаны, куда и что заплатить. Одному мяснику в этом месяце они задолжали аж двадцать медяков. Продаст кольца, получится отдать долг. А Микаэль и не примет, нет, не примет. Слишком уж благороден и глуп, поди еще оскорбится.
Дорога до библиотеки городского Совета была совершенно не близкой. Ноги все еще болели, поэтому взять оставшуюся в конюшнях кобылу казалось единственным мудрым решением. Благо она умело скакала на лошади. Цокот копыт лениво раздавался по мостовой, а вечер был взаправду чудесным. Кое-откуда выглядывали лица торговок. Город шумел и молчать не желал. Спина почти не болела, мастер Талман свое дело знал. Показался дом городского Совета, вернее дом Марии-Альберты. Госпожу Серра Сольвег видела давно, и та к ней в целом благоволила. Или к ее отцу, какая теперь разница. Возблагодарив небо, что у нее есть приличное платье, она отдала поводья мальчишке-конюшему. Тот принял их и поспешно отвел кобылу в стойло. Сольвег поднялась по белым ступеням. В доме жила не только Мария-Альберта. Собственно, в доме городского Совета жила и она, и ее брат, и еще три члена собрания. Остальные предпочитали собственные поместья. В общественное крыло было разрешено проходить кому угодно, если, разумеется, они прежде всего опрятно выглядели и могли назвать цель посещения. Благодаря Микаэлю сегодня ее не погонят, точно бродяжку. Она знала, где библиотека. Когда она была еще девчонкой, отец приводил ее сюда, еще мать была жива. На балы покойного господина Серра. В этих коридорах, в темных углах библиотеки она нередко играла в прятки с остальными детьми. Со всеми, кто был хоть сколько-то знатен или богат. Эберта она тогда и не знала. Он бы сидел, уткнувшись носом в книгу, никакого веселья.
В библиотеке царил полумрак. Узкие длинные окна были почти под самым потолком, из них лился тусклый свет, которого едва ли хватало, чтобы осветить ряды между шкафами. На одном столе горели свечи в подсвечнике. Она увидела блеск пламени, поспешила туда. Микаэль сидел за столом, по уши зарывшись в книги. Казалось, он даже не слышал, как она вошла.
– Ниле?
Тот вздрогнул и поднял голову.