«Так вот как ты выглядишь, нелюдь, – подумала Сольвег, разглядывая картинку. – Про такую только страшные сказки детям на ночь рассказывать.» Провела пальцами по золоченным краям. И откуда у этих чужеземцев такая красота?
– Откуда у тебя это, Кая? – она в первый раз назвала ее по имени и на какой-то момент почувствовала, что-то вроде признательности к белокурой девчонке. – И что это?
– Я сама их делаю, – та пожала плечами и приняла карточку из ее рук, пристально глядя на нарисованные крылья и перья. – Забот у меня здесь немного, вот и балуюсь изредка, по ним детям сказки рассказываю. Малышам это нравится.
Сольвег продолжала смотреть на карточку в руках Каи. Рисунок был красивым, очень красивым. Даже в ее прошлых книжках в библиотеке такого не сыщешь. Как же разительно это отличалось от страха и ужаса, которые она испытала при нападении. От ощущения острых когтей на спине, вспарывающих и ткань, и кожу.
– Кто это? – тихо спросила Сольвег и подняла на девицу глаза. Ей хотелось услышать это из ее уст, раз уж Микаэль ей доверял.
Кая положила карточку на стол и припечатала ее ладонью. Казалось, тонкие бледные пальцы дрожат.
– Это сирин, госпожа, – спокойно отозвалась она. – Вещая птица, живет в горах. Столько сказок и песен, сколько знает она, не знает никто на земле. Остры ее когти, точно стальные. Лучше тебе не встречаться с такой.
«Да уж, остеречься бы не помешало», – подумала Сольвег, вспоминая и о зашитых на спине ранах, и о кольце, которое покоилось на груди.
Тут Кая улыбнулась и мелодично расхохоталась.
– Я дразню тебя, Сольвег Альбре, – ее губы были бледными и тонкими, изогнулись в улыбке. – Прости уж мне эту слабость. Вся правда в том, что сиринов не бывает.
– Не бывает? – послушно спросила Сольвег. Не такого ответа она ждала.
– Да, не бывает, госпожа. Это все детские сказки, чтобы взрослым пугать малышей. Сказки важны и прекрасны, да только мало в них правды.
Кая подлила еще чаю, а Сольвег продолжала ошарашенно на нее смотреть. «Да она мне лжет, – думала красавица, глядя пристально на свою спасительницу. – Или лжет, или сама не знает, вот и поди выведай у этой скрытницы, что к чему.»
– Раньше были, – тихонько сорвалось с губ Каи, а глаза ее погрустнели. Она сказала тихо, почти шепотом, но Сольвег расслышала.
– Расскажи.
Кая нагнулась, достала из ящика несколько свечей, чиркнула спичкой и подожгла фитили.
– Вот так вот, – тихо и грустно проговорила она. – Теперь здесь будет светлее. А сирины… Что мне рассказать тебе, Сольвег Альбре. Много лет прошло с тех пор, много воды утекло. Я об этом не знала, если б не рассказала еще моя бабка. Не всегда Горные дома были такими, как теперь. Не всегда у нас были дворцы из дерева и камня в горах на самых вершинах, где только изредка пролетают орлы. Не всегда добывали золото и серебро в рудниках такими горами, что в пору из них корабли отливать. Наш род сейчас, Сольвег, богат и счастлив, но только жить если в горах, а мы кочевники и ведет нас жажда странствий по всему миру и до краев его.
«Жажда странствий», – подумала Сольвег. Слова-то какие… Была ли у нее жажда странствий когда-то или только жажда побега и от себя, и от других, чтоб никто и нигде не нашел.
– Нас не жалуют в других селеньях, оттого и ютимся под стенами городов, точно бедные родственники, мало кто считает нас за равных, за достойных людей, хоть мы и богаче многих из вас. Да только было так не всегда. Вы теперь и не помните, за что родилась в вас ненависть к нам. Было это лет, может, и двести, может, и больше назад. Тогда не было и города Исолта, дорогая, так, жалкая деревенька. И мы не были богаты, и дворцов у нас не было. Только на старом перевале в горах разбудили их рудокопы. Птиц, которые застыли в камнях навечно на самых вершинах. Они окрепли и пробудились. Они были прекрасны, только крови им очень хотелось. Чего ждать все же от хищных-то птиц. Они могли жить мирно, бок о бок, в человечьем обличии. Но кто потерпит оборотня рядом с собой. Они не делали ничего такого, чего не делали бы хищные птицы. Несколько раз уволокли овцу из стада, украли козленка. Да и то, молодняк это был, старших сиринов кто бы послушал. Потом кончились набеги на стада, начались набеги на горных людей. И когтями выдирались сердца, а топорами рубились медные перья. Сладкими голосами и песнями заманивались люди на скалы, а потом свою смерть находили в ущельях. Только больше людей на земле, быстрее плодится их род, а потому не стало вскоре вещих птиц в тех горах. Посажали их в клетки, отвезли на остров Серебряных шахт, так и гибли они взаперти в одиночестве, расцарапав когтями железные прутья и сходя с ума от страданий и злобы. Взаперти же они сидели долгие годы, Сольвег. Сирины долго могут жить без еды и воды, хоть желание свежего мяса сжигает их без остатка. Как же тут не потерять рассудок, стеная и слушая зачарованные песни родни. Потом на берегу должно быть истлели их кости. Не осталось их больше, Сольвег Альбре, и вещих песен, что на смерть зовут, больше ты не услышишь в горах.