– И что ты теперь скажешь, мой старый друг, – с горечью прошептала она. – Я ведь говорила, я ведь просила. Не подходи ближе, мой старый враг, иначе не будет мира меж нами. Теперь уж вечно не будет.
Сигур смотрел на нее невидящим взглядом, лишь гнев постепенно искажал его лицо да губы сжимались в тонкую сухую полоску.
– Чей он? – негромко спросил он, явно стараясь не кричать, чтобы не перебудить весь лагерь. – Кая. Отвечай мне, чей это ребенок?
Кая-Марта молчала, лишь легонько поглаживала младенца по редким волосикам, от всего сердца надеясь, чтобы он перестал кричать.
– Когда придумаешь, что бы соврать, ответь еще на вопрос – что он здесь делает?
– Не спит, – прошептала Кая. – И очень жаль, что не спит, все было бы проще. Гораздо проще, Сигур, если бы ты не заметил.
– Но я заметил, – он схватил ее за руку и резким рывком поднял с постели на ноги. – Отвечай мне, чудовище! Отвечай! Ты теперь еще и похищаешь детей? Невинных младенцев, точно волк в ночи? Ты совсем весь страх растеряла, весь стыд и весь разум? Ты понимаешь, – он схватил ее за плечи и встряхнул. Младенец заплакал еще горше. – Ты понимаешь, что если хоть кто-то сложит все в кучу, догадается, что ты из Горных домов, то на наш лагерь выдвинется вся армия Совета?
– Отпусти меня, – прошипела Кая, высвободила руку и со всей силы ударила его по лицу. Ногти царапнули и на лице осталось три длинных царапины. Одна из них начала кровоточить. Увидев кровь, она тут же присмирела. В глазах плавал страх, она смотрела то на Сигура, то на ребенка, то на приоткрытый полог шатра, будто надеялась убежать, как можно скорее и скрыться. Младенец утих. Теперь он только шевелил ручками и старательно засовывал пальцы в рот. Он был явно голоден, не было бы здесь Сигура, она нашла снова и молоко, и что-то вроде соски, чтобы его покормить, но сейчас было явно не до того. Сигур поднес руку к лицу и вытер выступившую капельку крови.
– Да, ты права, Кая-Марта, – проговорил он, еле сдерживая глухой гнев, который рвался из сердца. – Теперь нам точно не быть друзьями. Той, что я знал, больше нет, я ошибся и как жестоко ошибся… А теперь отвечай на вопросы, чудовище. Ты ведь знаешь, как в здешнем мире поступают с чудовищами и зверями? Одно мое слово Улафу и клетка покажется тебе раем. Думаешь, ты нужна ему, думаешь, он все равно оставит тебя в живых ради своей цели? Нет, госпожа моя, не для того он спустил народ наш с гор, чтобы подвергать его смертельной опасности. Если я увижу на этом пустыре хоть одного солдата Совета, то собственноручно вздерну тебя на самой высокой осине, а потом сожгу тебя на костре, чтобы и костей твоих на земле не осталось. Поэтому лучше ответь, Кая-Марта, откуда ребенок?
Кая с тоской смотрела на младенца и только сейчас понимала, насколько глуп и бесплоден был ее план. Сперва убить Ланса, затем забрать младенца сюда, в этот лагерь, как доказательство, что есть в ней то, что искал в ней Морелла – звериная ярость, ненависть к тем, кто ее притеснял. Ничего из этого у нее не вышло. Улаф прав, она всего лишь девчонка, беспомощная и глупая, и если чудище она взаправду, то лишь как матерый медведь в лесу, без капельки разума, хитрости. Она всего лишь хотела показать ребенка Морелле. Доказать, что она прошла испытание, что они с ним похожи, что она ему не чужая. А теперь все пылью рассыпалось, а ветром и унесло, если захочет Сигур, то и угрозы исполнит. Да… Теперь никогда уж не быть им друзьями, если и была между ними ниточка прошлого, то теперь они оба ее оборвали.
– Чего ты хочешь от меня? – глухо спросила она. Она знала, что могла бы сейчас разорвать его на части, да только местью бы приблизила и собственную участь. – Чего тебе от меня? Говори.
– Я заберу ребенка и верну его родителям, – Сигур стоял спокойно и прямо, но Кая видела, что рука его лежала на рукояти кинжала, который был прицеплен к поясу. Лишь одно ее неловкое движение, понимала она, и кинжал этот по самую рукоять окажется у нее в груди. – Говори, чей он, пока во мне еще живо благоразумие.
Она чувствовала себя побитой собакой да поди и выглядела сейчас так же. Белые руки дрожали, горло, казалось, сдавило удавкой.