Для тебя я не была ни мужчиной, ни женщиной, а только живым существом, потому ты и мог стать моим другом. Еслиб в твоих глазах я была женщиной, ты бы тоже презирал меня».
Он передвинул свой стул из полосы света ближе к кушетке, отыскал в темноте тонкую, исхудалую руку и молча прикоснулся к ней губами. Женщина поняла, что он хотел сказать этим, и поблагодарила его, нежно погладив его руку, прежде чем отняла у него свою.
Затем она продолжала свой рассказ все тем же печальным, низким голосом.
« — Я начала бывать в свете и стала смотреть на женщин точь в точь, как научил меня отец. Острота моего зрения изощрилась неимоверно: ни один недостаток, ни одна слабость не ускользали от него. Я видела, что трусость, лживость, малодушие, все эти жалкие, презренные свойства, были в тысячу раз сильнее развиты у женщин, чем у мужчин. Я не закрывала глаз на недостатки мужчин, но в самых их недостатках была по большей части известная доля характера, они не представлялись дряблым, бескровным ничтожеством, как у женщин. Даровитость, трудолюбие, предприимчивость, правдивость, честность у мужчин имели цену; для женщин все это ровно ничего не значило в сравнении с единственною заслугой: никогда не погрешать против приличий. Разве мужчина считал себя когда-нибудь менее честным потому только, что у него на совести были мелкие любовные увлечения? Нет, никогда. Для женщины, наоборот, все заключалось в этом.
И виноваты в этом не мужчины, как принято утверждать, а сами женщины, их трусость, отсутствие у них характера.
В глазах самих женщин внешняя благопристойность, наружные приличия стоят выше всего. Их добродетель кроется не в характере, она их внешнее отличие, как тавро на домашних животных. Отсюда эта солидарность со всем полом, бросающая ответственность за действие одной женщины на всех без исключения. Женщина считается не индивидуумом, а только частью своего пола. О, каким горьким опытом узнала я все это, — я, чувствовавшая, будто на мне одной лежит бремя преступлений, совершенных всеми другими, будто моя приниженность является искупительною жертвой за ограниченное, слепое самомнение, за властолюбие или эгоизм всех остальных! В моем мозгу было больное место и весь материал, который давала мне жизнь, уходил на то, чтобы все больше растравлять мою рану...
Отец не хотел, чтоб я осталась старою девой, и выдал меня замуж. Я знала, что единственное средство для женщины завоевать себе более высокое положение в обществе — это сделаться женой человека, который быстро поднимается по общественной лестнице. Я вышла замуж и стала подниматься, подниматься, давая доказательства любви человеку, который был мне противнее гадкого, пресмыкающегося червяка. Я была красива в то время... ведь, это было так давно. Красота и молодость — только эти две вещи и не считаются постыдными для женщины. Мой муж был честолюбив, он хотел сделать карьеру, а для того, чтоб сделать карьеру, ему нужна была поддержка других и в особенности одного человека, и этот человек часто посещал нас. Он был нашим другом, показывался в обществе вместе с моим мужем, а у нас в доме проводил время со мной. Он нравился мне, моя повседневная жизнь была маскарадом, имевшим целью скрыть, насколько он мне нравился. Мой муж был «доволен». Как иначе это назвать? Притом же, в два года женщина может и надоесть. И вот, в один прекрасный день «этот другой» явился ко мне с таким ценным подарком, какого не выберет, пожалуй, и жених для своей невесты. Я отказалась, и отказалась с испугом. Я была вне себя и оскорбила его.
Мой муж услыхал об этом стороною. И знаешь ли ты, что́ он сделал? Он схватил меня за руку и сказал: Ты обижаешь его своим отказом. Прими его подарок. Ты можешь сказать, что получила его от меня.»
И я дошла до того, что покрыла себя позором развода. Я но могла потерпеть, чтоб на меня смотрели, как на товар, чтоб мной торговали, как поношенным платьем. А потому я и должна была изведать позор, выпадающий на долю безмужней жены.
Для женщины все считается позором, потому что сама по себе она нуль, она только часть своего пола. Я работала среди мужчин, и они называли меня бесполой и насмехались над моею холодностью. Я сама почти готова была подумать, что я существо среднего рода, и это тоже было позором. Я боялась, что у меня вырастет борода и что мужчины и над этим будут издеваться. Но настал день, когда я почувствовала, что я женщина, потому что я полюбила.