«А не послать-ка мне все куда подальше?», – спросила себя Женя и отчаянно запрыгнула в ненужный ей трамвай.
С переездом в Екатеринбург Женя по-настоящему полюбила бесцельные поездки и прогулки. По душе ей был и час дороги от дома до университета, когда перспективы ехать сидя не было совсем. Ведь именно тогда можно было всецело посвятить время своим мыслям.
Начало удивительной истории Жениных размышлений восходит к такой посредственной вещи, как сломанный плеер. Раньше этот простой механизм скрашивал повседневную скуку хозяйки, однако все изменилось, когда наушники перестали блокировать звуки внешней колонки. Причем случилось это в самый неподходящий момент, когда беременный сонными, раздраженными и страдающими людьми трамвай окутала мелодичная и вдохновляющая музыка. «Имей совесть» и «Выруби, дура, не одна едешь», – тут и там посыпалось на невиновную девушку с разных сторон. Стыд и негодование от поведения людей нахлынули на Женю с такой силой, что вмиг вызвали отвращение к самому процессу наслаждения музыкой в общественном месте.
Вскоре получилось так, что поломка пошла Жене на пользу. Ведь именно благодаря этому событию она обнаружила безграничный, красочный и совершенный мир внутри себя. Мир намного лучше, чем музыка. Мир именуемый «мыслями». За сотни часов туда и обратно Женя повторила в голове все сцены сохранившегося в памяти прошлого, осмыслила каждый свой странный и сомнительный поступок, переиграла альтернативные варианты развития неудачных событий. А когда ей все это надоело, она начала фантазировать – сочинять и моделировать несуществующие реальности, придумывать истории, представлять сюжеты. В них главной героиней была не Женя; она была в них актрисой главных ролей.
Однако внутри «Двадцать третьего» мысли в голове Жени никак не складывались. Вдруг начало чесаться под ногтями и стало казаться, что она забыла, но почти вспомнила кое-что важное. Пребывая в замешательстве, девушка перевела взгляд с забрызганного грязью окна на полупустой вагон, но и там не было никаких зацепок, а только листовки с рекламой, бегущая строка с глупыми анекдотами, размякший от духоты кондуктор, бабушка, нервозная мамашка с двумя детьми. На общем фоне выделялся только ухоженный молодой человек в трех спинках сидений от нее. Несмотря на богатый выбор мест, он сидел на неудобном, обжигающем солнечными лучами, повернутом ко всем лицом, месте.
«Странный выбор при такой свободе, – подумала Женя, заинтересовавшись молодым человеком. Будучи уверенной, что уже где-то встречалась с ним, она попыталась вспомнить, кто он такой. – Может, бывший одногруппник? Хотя это вряд ли. У нас их было всего четверо: Паша, Максим, Миша и еще этот, который свалил на первом курсе в Москву».
Женя не спешила смотреть на пассажира, поскольку еще с детства помнила, что пялиться на людей неприлично. Но любопытство было сильнее принципов и постепенно брало вверх. С первой попытки у нее получилось разглядеть только тонкие и изящные, как у девочки, руки, держащие закрытую книгу Дэвида Стивенсона «1914 – 1918» на английском языке.
«Тогда может одноклассник? – продолжала перебирать она. – Да, конечно… стал бы кто из этих пропащих читать книги, да еще и на английском языке».
Со второго подхода Женя смогла рассмотреть длинную парку и редкую щетину на лице пассажира.
«Может кто-то из театралки, кого я пропустила мимо внимания? – все не унималась она, чувствуя все большее негодование от своей памяти. – Надо бы взглянуть еще раз».
Но третьей попытке случиться было не дано. Молодой человек захлопнул книгу, встал и повернулся лицом к выходу, причем так резко, что Женя совсем не успела его рассмотреть. Для обзора остался только затылок с непослушными волнистыми волосами.
«Да уж, такие волосы возможно уложить только приличным слоем укладки, – заключила Женя, как вдруг ее осенило. – А это случайно не странный парень из джаз-клуба? Переводчик. Ну, конечно же».
После того короткого, да и несодержательного диалога с Феликсом, Женя пребывала в подавленном состоянии еще пару дней. Такая болезнь, как неудовлетворенность от результата общения, присуща многих экстравертам. Девушке было любопытно узнать об этом новом человеке больше; ее гложила недосказанность. Такое чувство можно сравнить с тем, когда читаешь увлекательную книгу, но в силу непредвиденных обстоятельств закрываешь и откладываешь ее, и больше никогда к ней не возвращаешься.
«Я подойду и поздороваюсь с ним, – решила в своих мыслях она. – Но с чего я начну? Привет, помнишь меня? Это я, та ненормальная из джаз-клуба. Ну, бред же… Или так: Феликс Флейман? Какая встреча! Добрый день. Как ваше ничего? Куда направляетесь? Можно с вами?.. Ар-р, еще хуже!».