Дверь мастерской распахнулась.
Рог выпрямился и быстро отступил назад, ударившись головой о металл с гулким звуком, похожим на удар гонга.
— Амил?! — яростно закричал возмущенный голос.
И когда Рог, слегка ошеломленный, вышел из скульптуры, потирая затылок, юный нэр, замерший было в дверях — рыжеволосый, как его мать — бросился на него.
— Ублюдок! Грязный кусок дерьма!.. — и сын Нэрданели яростно замахнулся, метя кулаком прямо в лицо главе Дома Гневного Молота.
Ее сын не мог сравниться с воином, что веками учился воевать; с солдатом, закаленным в боях. Рог легко уклонился от удара, а затем спокойно и быстро поймал друга детства и скрутил ему руки за спиной — осторожно, чтобы не причинить боль. Глава Дома Молота был похож на каменный столб, а ее сын — гибок и тонок, как молодая ива.
— Амбарто… друг мой…
— Не смей называть меня другом, придурок! — прорычал сын Фэанаро.
Нэрданель подошла к сыну и заглянула ему в лицо.
— Тэльво…
Сын отвернулся от нее; щеки его пылали, он отчаянно — и тщетно — боролся с хваткой Рога и еще больше злился из-за своей унизительной неудачи.
— Как ты могла, Амил? Как могла?.. А как же Атар?.. — сдавленно проговорил он, взглянув на нее наконец; серые глаза горели гневом, обвиняя ее в предательстве.
Всего неделю назад он вышел из Залов Намо — первый из феанариони-убийц; тот, чьи руки были обагрены кровью менее, чем руки его братьев; тот, кто погиб до рождения Солнца и Луны на горящем корабле-лебеде — сожженный заживо, принесенный в жертву собственным отцом. Она нежно погладила его по щеке, печально качая головой.
— Ты знаешь, твой Атар никогда не вернется, дорогой мой… И прошло уже более трех тысяч лет…
— Нет!.. Это… это неправильно!.. Ты не можешь… Амил… Ты принадлежишь Атару! Навсегда!.. Ты любишь Атара! — и он заплакал злыми, обиженными слезами.
— Но я смогла, — прошептала она. Его преданность отцу, убившему его, и его сыновняя любовь ранили ее сердце. И то, как ее сын цеплялся за идеальный образ влюбленных родителей — ранило тоже.
Нэрданель и Рог посмотрели друг на друга поверх головы юноши. Лорд Дома Молота выпустил руки сына Фэанаро и тихо, быстро вышел из комнаты.
Нэрданель обняла своего единственного живого сына. В миг Затемнения Валинора он был так юн! Он погиб на борту горящего корабля-лебедя — еще совсем дитя, один из двоих младших в большой семье.
— Как давно ты… — Амбарто все еще задыхался от ярости. — И что — он один такой? Или были и другие?..
— Нет. О Валар, нет. Это единственный раз, дитя. Поверь мне. Первый и единственный раз.
— Пусть этот раз будет последним! Никогда больше не смотри на него, Аммэ! Я убью его, если он еще хоть раз прикоснется к тебе!
Она молчала, успокаивающе проводя пальцами по его рыжим волосам. Не время говорить о столь сложных вещах, пока ее сын все еще вне себя от злости. Она лучше подождет иного дня, поспокойнее, когда его гнев утихнет и он склонен будет ее выслушать. Но прежде всего ей нужно было поговорить с отцом. И с Ауле.
Глава Дома Молота не возвращался под крышу Махтана в течение следующих нескольких месяцев.
И это стало неожиданностью для нее.
***
Нэрданель прошла под большой каменной аркой, над которой развевались знамена Дома Молота. Она шла на ритмичную песнь металла, бьющего о металл, пока не добралась до кузницы.
Был поздний вечер, и нолдо трудился в кузнице один. Огонь горна отбрасывал темные колеблющиеся тени на стены и высокий сводчатый потолок. Рог стоял над наковальней, обрушивая точные удары на раскаленный добела металл. В миг, когда он увидел ее в дверях, жаркое сердцебиение молота замерло, и Рог отложил его.
— Пожалуйста, продолжай, — попросила она, зная, как важен этот миг творения для мастера.
Рог снял кузнечные рукавицы и подошел к ней.
— Работа может подождать, — сказал он, и его зеленые глаза засияли. В свете пламени кузницы лицо его, обнаженные руки и торс блестели от пота.
Нэрданель закрыла за собой дверь. Рог стоял перед ней, не двигаясь.
— Скажи мне, чего ты хочешь, — тихо попросила она.
— Всего, что ты можешь и желаешь мне дать, — ответил он. — Твою руку и сердце, если они свободны. Мое сердце, мое тело, моя жизнь принадлежат тебе, если ты хочешь того.
Он взял ее мозолистые от работы пальцы в свои сильные руки. Он ласкал и гладил ее ладони и пальцы медленно и с такой бесконечно чувственной нежностью, что она таяла от желания.
— Удивлена, что ты не ищешь деву, чтобы назвать ее госпожой своего Дома. Не скорбную вдову, повенчанную с горем. Не мать семерых убийц родичей.
— Мне не нужна дева. Никого не будет у меня — только ты. Как я хотел бы обладать твоей силой и твоей мягкостью, твоей мудростью и твоим теплом! Я люблю свет твоего духа — что светит ярче пламени — и мастерство твоих сильных рук. Я люблю тебя в твоем горе и потере, но я мечтаю вновь увидеть тебя радостной, — он прервался на секунду. — Ты все еще связана брачным обетом?..