Дверь скрипнула, словно жалуясь на то, что её потревожили. За ней был узкий коридор, погруженный в полумрак. Свет дарила одна единственная лампочка, которая висела над дверью в конце коридора. Она то и дело мерцала, раздражая глаза. К счастью, проведя не мало времени на поиски этой двери, город окутал вечерний сумрак, и мои глаза быстро привыкли к дефициту света. За этой дверью меня ждала крутая лестница, ведущая вниз. Стоя на её краю, не представлялось возможным разглядеть, где она кончается. Единственное, в чем можно было быть уверенным, так это в том, что она не длинная, последние ступеньки, ведущие вниз, освещались. Держась за стену одной рукой и пригнувшись, чтобы не ударится головой о низкий потолок, я начал медленно спускаться, боясь скатится кубарем, сломав себе шею. Лестница вела в большую комнату, или, если можно так сказать, небольшой зал. Прямо перед лестницей, по которой я спустился сюда, буквально в семи шагах, находилась ещё одна дверь. Справа от неё размещалась барная стойка или что-то очень похожее на неё. Она была срублена из дерева, и скорее всего, из одного. При желании, на грубой обработке получалось даже различить какие-то руны или нечто напоминающее их. Подле неё стояло лишь два стула, без спинок, и не внушавшие надежды на прочность. Все остальное пространство занимал зал. Вид этого помещения был весьма аскетичным, стояло девять столов, причем расположены они были в свободном порядке, а точнее, как попало. Возле каждого стола по два деревянных стула с высокой спинкой. Они, как и вся мебель здесь, были грубо сработаны, будто учениками на уроках труда. Весь зал освещался лишь свечами, при чем, судя по запаху, восковыми. Они находились везде: на барной стойке, на стенах в грубых канделябрах, и даже на столах. Своим мерцанием они заставляли тени, на кирпичных стенах, причудливо танцевать. Черный от копоти потолок, как бы нависал над всем этим и при этом лишал границ вверху. Одним словом, место не располагало к себе, а скорее отталкивало своей мрачностью и средневековым антуражем.
Кроме меня здесь находились еще три человека, двое мужчин, седевшие ко мне спиной за разными столами, и пожилой, что стоял за барной стойкой. Опершись одной рукой на стойку, а другой в бок, он изучал меня, даже не пытаясь скрыть ухмылку пренебрежения. Сальный седой волос спадал на его сильно худое лицо. На столько худое, что казалось, будто на череп просто натянули кожу и приладили, повидавший всякое, парик. И только, глубоко посаженые, серые глаза, которые впились в меня, выдавали в нем живого человека.
– У меня тут – открыл я было рот.
– Вас ждут, по лестнице наверх. – скрипучим и низким голосом проговорил старик, кивком указав на дверь слева от него.
Решив ничего не отвечать, я лишь кивнул и поспешил, лишь бы быстрей скрыться с его глаз. Более тяжелого взгляда я не встречал за свои сорок с лишним лет.
За дверью оказалась железная винтовая лестница, проржавевшая, настолько старая, что возможно видела ещё и царя. Её спираль уводила вверх, освещённая всего лишь парой свечек. Сделав на ней несколько витков, я оказался в длинном коридоре. Как и всё здесь, он освещался всё теме же свечами, которые висели на кирпичных стенах. Его длина могла насчитать, без малого, шагов пятьдесят, что казалось странным, учитывая, что в доме должны быть жилые квартиры, а этот коридор шириной не меньше двух метров должен проходить сквозь них. Возможно, из-за света или ещё чего-либо мне казалось, что по мере приближения к единственной двери, коридор сужался, и я начал тяжело дышать, глотая воздух полной грудью, которую будто сдавливал корсет. Подойдя к двери, я решил опустить вежливость и толкнул её, сразу войдя.
Я очутился в, приличных размерах, комнате с потолками высотой не менее трех метров. Она выглядела скорее, как рабочий кабинет, нежели что-то другое. Левая стена представляла собой большой книжный шкаф с сотнями книг до потолка. Справа, в стене, был вырублен большой камин. Резьба, украшавшая его, плавно сходила с него и покрывала всю стену. Мало сказать, что узор был странным, линии маленькие, средние и большие играючи перевивались друг с другом и создавали вполне различимые контуры животных, людей, зданий, деревьев. Но любая попытка сконцентрироваться на какой-либо фигуре сразу вела к потери каких-либо четких очертаний. Складывалось ощущение, что картина узора не уловимо для глаз постоянно меняется. Но даже беглого взгляда хватило, чтобы это заметить. Перед камином стояло два кресла, в пол-оборота друг к другу, а между ними удивительный столик. Он представлял собой поднос, который держали у себя на плечах две обнаженные женщины, молодая и старая. Стол поразил меня не меньше, чем стена с камином. Он был из мрамора, из цельного куска, если быть точней. И я мог различить каждую морщинку и складку, на столько искусно он был исполнен. Позади меня была обычная кирпичная стена с дверью, в которую я вошел. Впереди же, перед огромным окном стоял большой деревянный стол, за которым спиной ко мне стоял он. Освещал же комнату, лишь горящий камин.