- Хочешь коня, тогда беги, догоняй тех удальцов, - огрызнулся черноморский служивый. – А в городе приказано все лавки и заведения закрыть и, коли тебе дорога жизнь, уносить ноги желательно на восток! Можешь выйти к восточным воротам, там еще встречаются беженцы. Попробуй выторговать у них лошадь, только на золото сейчас вряд ли выменяешь что-нибудь кроме удара кинжалом.
- Мне нужен конь и немедленно! – Ланс не мог позволить терять время на бестолковые препирания с людьми, лица которых помрачнели и озлобились от нависшей угрозы. Благодаря чарам голос колдуна наполнился, как бывало не раз, убедительной силой. – Ты меня слышишь, служивый? Поторапливайся! – он посмотрел на насупленного черноморца, который чуть не распластался в пыли от невидимого удара в ноги. Однако солдат удержал равновесие, лишь слегка накренившись в воздухе, и в яростном порыве оборотился назад, доставая из ножен заточенный клинок. Слова проклятий вылетели из его рта, черные глаза блистали раздражением и ненавистью к подобным шуткам, что уже вероятно переполнили его терпение, и колдун с сожалением осознал, что чарами этого человека уже не остановить.
Со стороны ворот появился отряд из шести вооруженных солдат, возглавляемых командиром в короткой кольчуге. Он обратился к ощетинившемуся подобно лютому волку подчиненному, и тот мигом спрятал оружие, докладывая четким голосом о том, что испрашивал граф.
- Ты пришел со стороны горной дороги? - строго поинтересовался глава стражников. – Куда ты направляешься? Я держу пару лошадей только для гонцов к Веллингу.
- Именно к нему я и спешу, господин, - ответил Ланс. Он говорил тихим уставшим голосом. Дорога изнурила его, и к тому же перед этим человеком колдовство также было совершенно бессильно. Сказывалась усталость, твердил про себя граф, пытаясь оправдать собственную слабость или неумелость.
- Твои глаза не врут, приятель, а я научился за сорок лет разбираться в лицах черноморцев. Ты получишь коня и передашь царице, что гарнизон сонтария Олнака останется на стенах города, даже если они рухнут под нашими ногами.
- Благодарю вас, господин. Тучи очень скоро настигнут столицу, и милость Уритрея явится, если тинголы задержатся около её стен. Только я опасаюсь, что они мчатся на полном скаку к иному городу, со взятием которого надежда на спасение окончательно покинет эти земли.
Страшное красное зарево занималось на горизонте и не сходило с него последовавшие ночи и дни пути. Ланс мчался прямой дорогой к порту, но нередко заезжал в окрестные деревни, чтобы сменить лошадей. Мужчины держали наизготове мечи, чтобы защищать родные дома. Многие семьи так и не бросили насиженные места, хотя из уст в уста передавались приказы Веллинга о том, что следовало укрыться в лесах и горах, припрятав или уничтожив все припасы продовольствия, дабы не оставлять их захватчикам. Глашатаи при этом обещали, что возле Гассиполя царица остановит полки тинголов, призвав в молитвах Уритрея и Нопсидона. Черноморцы знали, что войска, которые могли бы их защитить, ныне находились за пустынями возле берегов Золотого, а не Черного моря, но они соглашались друг с другом, что Веллинг не отдаст без боя великую державу, за которую в последние годы люди почитали свою страну.
Около Гассиполя все пути были заполнены беженцами, покидавшими город. Прислушиваясь к шуму толпы, Ланс разобрал свежие слухи: царица велела покинуть всем горожанам свои дома, потому как стены города не уберегли бы от погибели. В порту велено было остаться лишь воинам-добровольцам, готовым в бедственный час сойти в подземелья Таидоса, чтобы этой ценой отстоять свободу своего народа.
- Нынче из прибрежных вод ушел последний эрлинский парусник, - жаловался один горожанин другому, на открытой колеснице выбираясь из города. Рассыпавшиеся корзины с овощами преградили проезжую тропу, и граф, воспользовавшись случаем, прислушался к беседе мужчин.
- Я успел отправить в Эрлинию своих детей, а сам все не решался оставлять лавку без присмотра, но гизы прямо-таки вытолкали меня из дома.
- Говорят еще, что царица запретила добровольные отряды для сражения на поле битвы. Велела всем покинуть прилегающие к Гассиполю территории. Даже маги выезжают из Башни! Я безусловно верю в богов, но если наша Антея надеется только собственными молитвами защищать город…
- Да не настолько она глупа! Мой племянник из городской стражи говорит, что она распустила даже большую часть войск, что еще находились в Черноморье. Маги, мол, подожгут все равнины перед городом, и не подпустят врага достаточно близко, а к этому времени подоспеют тысячи из Бресии, и мы разобьем поганых тинголов!
- Почему тогда людей выгоняют из города, который бы укрыл их за своими надежными стенами?
- А может она сдаст город, и этого атана внутри стен Гассиполя после накроют эрлинцы... Несомненно, скоро они пришлют помощь по морю, а с востока возвратится онтарий Эонит.
Черноморцы продолжали высказывать опасения вперемешку с возможными решениями и сомнениями, хотя вера в могущество царицы все больше угасала в их печальных речах. Ланс двинулся дальше, пробираясь против стремившегося прочь от городских ворот людского потока. Его заметил один из гизов, опустошавший улицы и дома порта. Громкими окриками он проделал для колдуна дорогу, полагая по зелено-красной ленте, повязанной возле седла, что перед ним скорый вестник для Веллинга. Так на самом деле и было.
В городе в отличие от его окраин было уже пусто и тихо. Почти нигде не горели огни, лишь собачий лай все также доносился из разных сторон прямой мостовой к дворцу. Вскоре колдун свернул к порту, где возвышалась прямым перстом Береговая Башня.
- Да зачем мне уходить и куда? – на перекрестке Ланс заприметил старую женщину, которую бережно придерживал за локти мужчина, походивший на мага. – Я уже стара, со дня на день загляну в лицо Таидоса, так почему я не могу сделать это в своем доме, да пусть и под мечами этих лошадников?! Но ведь царица не пустит их на наши великолепные площади?
- Бабушка, вы еще вернетесь в родной город. Только сейчас надобно исполнять волю царицы, а она ясно сказала, что ежели вы остаетесь в городе, то готовьтесь к мучительной смерти! Вы же должны спокойно и неспешно в сопровождении Галии увидеть темноту и безмятежность того света.
- Но ведь Веллинг не покидает город?! – упрямилась старуха, несмотря на старательные убеждения собеседника.
- Вот поэтому и вам нечего бояться за свой дом, за своих кошек и цветник! На днях возвратится онтарий Эонит, и тинголы отступят, побегут прочь, поджав хвосты, как трусливые псы!
- Так меня тоже спасет доблестный Эонит!
Пришпорив коня, щелкнув по его бокам кнутом, чтобы поскорее умчатся прочь, Ланс с неудовольствием подумал, что уже сотый раз слышал имя Эонита, в котором народ видел божественного посланника для защиты черноморской земли. Колдун же испытывал к этому человеку неприглядные чувства: жгучую ревность и ненависть к сопернику, который все эти годы обнимал царицу Антею. Граф сам убедился, что все слухи о близких отношениях Веллинга и онтария, ныне возглавлявшего войска в Бресии, были верны. Он сжимал кулаки от гнева и презрения к любовникам, но наперекор себе спешил к Башне. Эониту точно было не поспеть, чтобы оправдать ожидания всего народа, да и вряд ли он сумел бы это сделать, ведь около стен Гассиполя должна была развернуться не битва бесстрашных воинов, а схватка чародеев. Мысли о любви, верности и измене Ланс гнал прочь. Он никогда прежде не волновался об этих понятиях. Он не раз причинял боль и научился принимать её от других, пил горькую чашу до дна и всегда был готов к новой порции, какой бы она ни была.
Во двор Башни граф проник невидимым для любого глаза. На страже самого высокого сооружения Черноморья стояло шесть магов, тогда как прежде вход в Башню охраняли лишь двое вооруженных людей. Ланс незримо, почти неслышно вступил под каменную арку и распахнул закрытые двери, выждав удачный момент, когда стражники отвлеклись на замечания о мрачности грядущей ночи и предстоящей войне, в которой у Черноморья до сих пор не было достаточных войск.
Вход под лестницей в потайную комнату нынче не запирали. Вернув себе видимый облик, он бесшумно поднялся наверх, заприметив там блики света. Башня не была пуста. Колдун постоял некоторое время перед порогом в комнату, предназначенную для Хранителя Башни, где в прежние времена царевич Рулле проводил долгие дни, и, не услышав никаких разговоров, которым мог бы помешать, вступил вовнутрь. Круглый зал был, как и прежде, заставлен книжными стеллажами, только теперь под ними были прибиты низкие сидения, на одном из которых застыла хрупкая фигура. Он увидел со стороны гордую осанку девушки. Её руки покоились на коленях, пальцы сжимали белый сверток бумаги, а лицо было устремлено к высокому постаменту в центре комнаты, хотя вряд ли царица Антея различала обстановку и предметы вокруг себя, погруженная в тяжкие думы.