И так он сидел до первых проблесков рассвета, чувствуя онемение и холод во всем теле. Не думая ни о чем, взирая в темноту. Гоня все мысли о вновь прожитом во сне кошмаре.
Иногда он думал, что если попытаться вспомнить сон, не ожидая, пока тот не торопливо уйдет, оставляя за собой вязкий шлейф страха, а спокойно помахать ему на прощанье руко, то он уйдет на всегда. Оставит его в покое и, наконец, прекратит терзать его мутную память. Но приходившая следом паника, заталкивала эти мысли обратно на дно старого колодца, закрытого массивной каменной плитой. «Прошлое должно оставаться в прошлом», - говорила она, и он верил, потому что только тогда, приходившая от желания вспомнить головная боль отступала.
А с приходом рассвета, испарялся и вязкий шлейф уже отступившего сна.
Но сегодня морфей требовал продолжения, настойчиво нагоняя все новые и новые волны. Он приносил с собой обрывки из прошлого, холодил тело и туманил взгляд. Обволакивая и сковывая сознание, отчаянно пытаясь рассказать…
Но Антон больше не хотел слушать. Больше не хотел видеть. И не хотел чувствовать.
Он уже ощущал тревожный звоночек, отбивающий гулким эхом в висках. Еще немного и эхо сменится звучными ударами. А за ними придет боль.
«Я вновь видел их. Тех, с кем был когда-то. Своих дру…»
Антон мгновенно выплыл из остатков своего тревожного сна, словно кто-то, наконец, переключил канал на телевизоре, и дурная программа сменилась чем-то обыденным и не столь интересным.
Было холодно.
Его постель оказалась смятой и мокрой от пота. Руки были покрыты мурашками, и он не сомневался, что на всем теле не найдется ни единого пятнышка гладкой кожи. А в груди гулко стучало сердце, словно в последней надежде выбраться из этого кошмара.
Голова раскалывалась от боли, а в ушах стоял слабый свист.
Ничего хорошего это принести не могло и в мозгу Антона зародилась единственная связная мысль, что пора бы уже подняться и оставить позади очередной кошмар о забытом детстве.
«Давно уже меня не посещали эти кошмары, - подумал он. – И если прикинуть, то с момента… - перед глазами встал моментальный снимок перевернутой машины. Изображение выглядело размытым, но одно он увидел достаточно четко - намного четче, чем ему хотелось, - это голова Кати, пробившая лобовое стекло. Он глубоко вдохнул, задержал дыхание и с силой сжал веки, отгоняя от себя картину из прошлого. Краски исчезли быстро, наступила темнота и Антон вновь открыл глаза. – Да, за последние два года этот кошмар ни разу не являлся ко мне».
- Но, многое ли ты помнишь из этих двух лет? – слабо, на выдохе, почти одними губами произнес он.
«А стоит ли вспоминать, - пронеслось в его голове. – Нет, серьезно. Почему бы прошлому не остаться в прошлом?»
Он скинул с себя одеяло и сел в кровати, спустив ноги на холодный ковер.
И все же это было то прошлое, которое он помнил, хоть и очень смутно – практически отдельные обрывки. Но оно не было забыто как его детство. И Антон знал, что стоит ему попытаться вспомнить, то, возможно, это принесет какие-нибудь плоды. Возможно, и ничего. Но, что было самым главным, он мог хоть до посинения напрягать свою память об этой поре (да что там, о всей своей жизни с того момента, как он начал жить с тетей Таней) и оставаться в полном здравии. В отличие от дней своего детства.
Он вспомнил, как в первые годы их совместной жизни, за месяц до того, как они узнали, что станут родителями, Катя ни с того ни с сего насела на него, пытаясь понять, почему он ничего не говорит о своем детстве.
- Но ведь должны же быть причины, - упорствовала она одним субботним вечером.
Они уже лежали в постели. Но отнюдь не собирались спать, лишь взяли передышку после довольно продолжительного секса.
Он лежал на спине и смотрел в потолок, а в его голове роилось множество мыслей. После затянувшейся прелюдии, он буквально через пять минут движения в ней почувствовал, что вот-вот кончит. И тогда впервые он сменил счет чисел и мысли о глупых передачах по телевизору, чтобы отсрочить эякуляцию, на продумывание начавшей формироваться в нем идеи. Сначала она показалась ему очень объемной, и он подумал о романе, но, чем больше он заострялся на сюжете, тем меньше страниц он видел в возможном описании. И когда он, наконец, осознал, что это всего лишь глупый маленький рассказ, он кончил.
Среди обилия его мыслей четко сформировалась одна: «Еще никогда я не трахался так долго и так бесполезно для себя».