Убедив себя, что заиметь свою девчонку совсем неплохо, Колюня стал ждать подходящего случая. Но вдруг ему показалось, что он поступит не по-товарищески, если оставит в стороне своего дружка Валерия. Тому ведь тоже, наверное, надоело в деточках ходить и мамочку во всем слушаться. И вот однажды, когда Коробкин зашел, чтобы поменять книги, Колюня предложил ему заключить наступательный союз.
— Вдвоем пристать — раз плюнуть! — горячо убеждал он дружка.— Представь: впереди нас по улице идут две богини. Одна блондинка, другая — брюнетка. Ты заходишь слева, я — справа. «Здравствуйте, девочки! Это что за город? Москва?! Неужели? А мы только что с Командорских островов: морские котики, туманы... Кстати, меня зовут Колюней, а его Валерием. А вас как?» И — дело в шляпе...
Нет, друг Валерий так и не понял, для чего ему приставать к незнакомым девчонкам. Набрал для себя охапку журналов «Техника — молодежи», для матери — «Человек и закон» и ушел. А Колюне стало ясно: придется опираться на собственные силы...
Долго его мучил вопрос: какую девчонку выбрать? Не нарваться бы на дурочку вроде той, что живет через один подъезд — на почве несчастной любви выпила пригоршню димедрола, еле откачали. С такой свяжешься — потом не развяжешься...
Всех одноклассниц он сразу же отвел как возможных претенденток на звание «своей». У него было такое чувство, что за годы совместной учебы и неутихающей вражды он до какой-то степени породнился с ними. Да и в душе-то сознавал: ни одна из них никуда с ним не пойдет. Самохвалова? У этой на уме только уроки и магазин. Самое большее, на что согласится,— чтобы он после уроков помогал ей отовариваться и тащил баул от универсама.
В конце концов он присмотрел хорошенькую девчонку из параллельного седьмого. Она чем-то запоминала артистку Галину Польских в молодые годы. Заранее придумал несколько остроумных фраз, чтобы сразу расположить к себе. Однажды вышел следом за ней из школы с загадочно поднятым воротником пальто, в надвинутой на лоб вязаной шапочке с бомбошкой нa макушке. Дождался, когда она попрощается с подружками и пойдет одна. Чтобы поравняться с ней, осталось сделать шагов пять. Но тут у него вне плана незнакомо и страшно застучало сердце, все перед глазами, как в сильный ливень, поплыло, в горле стало сухо, точно он вместе с воздухом заглотнул крылышко засушенной бабочки из гербария. Галина Польских в молодые годы, что-то почувствовав, остановилась и с робкой надеждой поглядела на него. Колюня же, словно в этом и заключалась цель его преследования, на ходу ударил ее сумкой и, неуклюже топая, побежал дальше с прыгающей бомбошкой на голове...
Колюня, Колюня...
И когда классная потребовала, чтобы он подвинулся и уступил место новенькой, у него снова все поплыло в глазах. Он даже не взглянул на Малышеву. Но от одного ее присутствия Рублева, как стрелку компаса близ рудных залежей, затрясло. Правда, он успокоился, как только новенькая села за другую парту. Но тут он явственно услышал; «Трус несчастный! Такой шанс упустил!..» Оглянулся по сторонам, желая выяснить, кто же это его так сильно приложил? Но все уже были заняты делом и забыли про него. Приложил Колюню его «внутренний голос»...
Взаимовыгодная сделка
Хорошо, когда дежуришь по классу не ты, а кто-то другой. Дежурный, как бы он ни старался, всегда на нерве и уязвим для упреков. Завести его ничего не стоит...
— Кто сегодня дежурный?!
— Мы! — Братья Карамазовы с неохотой прервали углубленное изучение очередного выпуска «футбола-Хоккея».— А что?
— Они еще спрашивают! — в притворной истерике забился Колюня.— По моей парте ползает муха! Уберите ее, уберите!..
— Больной,— сделали Братья общее заключение и, продолжая подведение итогов футбольной недели, забубнили, как молитву: — «Кайрат» выиграл у «Пахтакора», московское «Торпедо» у минского «Динамо», «Арарат» проиграл «Шахтеру»…
У всех свои заботы, свои интересы.
— Люди! Кто еще не сдал мне фотокарточки на комсомольский билет — сда-вай-те! — заклинала Оля Самохвалова.— Малышева! — окликнула она новенькую— та нескольким девочкам класса что-то рассказывала.— Когда принесешь?
— Завтра!..
— Последняя муха сезона! Яркий представитель класса насекомых! — самого себя забавляя, устроил аукцион Колюня.— Сто рублей! Кто даст больше? Сто рублей — раз, сто рублей — два...
— ....и еще в этой книжке есть раздел про Венеру Милосскую как идеал женской красоты,— делилась впечатлениями о прочитанном Малышева.— Девчонки, ни в жизнь бы не поверила, что это про нее! Но я же своими глазами читала!..
— Ну, Катя!— Света Зарецкая от нетерпения даже топнула.— У тебя одни междометия. А конкретно? Какой у нее был рост?
— Сейчас вспомню. Метр шестьдесят... с чем-то...
— Такая коротышка?! — не поверила ей высоченная староста класса Наташа Спринсян.— У меня уже сейчас метр семьдесят семь...
— Сто рублей — десять!
Эмму Гречкосей, толстушку и сластену, волновал другой параметр красоты Венеры.
— В талии у нее было шестьдесят шесть,— сообщила ей Катя.
— Ура! — возликовала Эмма.— У меня пока меньше!..
— Ничего,— осадила ее Света Зарецкая,— скоро догонишь и пере...
Тут Света издала пронзительный вопль и застыла с видом, будто ей за ворот бросили голого гада. На самом деле брошена была полудохлая муха.
...Черт знает что! Девчонки превратились в злющих ведьм. Чокнутая Зарецкая из-за мухи кинулась на него, вцепилась в волосы и заставила кланяться ей в ножки десять раз и столько же — извиняться. Три раза он вполне чистосердечно попросил прощения. А чокнутая продолжала вместе с волосами выдирать у него мозги и приговаривать: «Извиняйся и изменяйся!» Спринсян и Гречкосей активно помогали ей. Одна Малышева сообразила, что это жуть как больно, и прекратила пытку...
Разочарованный в жизни и в людях, с горящей от таски головой, он сел рядом с Валерием Коробкиным. Будущий астрофизик всухомятку ел бутерброд с вареной колбасой и листал какую-то книгу впечатляющей толщины. На его половине парты, отделенной от другой прочерком красного карандаша (дело рук Валерия), лежали клеммы, моточки проволоки тонкого сечения, конденсаторы, похожие на значки, и прочее. Один конденсатор, самый красивый, Колюня тут же без спроса прицепил к своей груди.
— К-когда я ем, я глух и нем? — деловито спросил он Коробкина.
Но ответа не получил. Тогда он съел у него бутерброд с сыром. Валерий, сглотнув слюну, продолжал листать книгу.
— История техники! Том первый!..— забрал у него книгу Колюня и заахал: — Какую литературу читает человек! Того и гляди изобретет колесо, а если поднатужится, то и велосипед...
— Ты подошел, чтобы это сказать? — сурово спросил Валерий.
— Шуток не понимаешь.
— Глупых — не понимаю…
— Т-ты тоже не всегда афоризмами выражаешься. «Морду набью»,— напомнил ему Колюня про первосентябрьскую линейку. Красным карандашом подправил кое-где стершуюся линию раздела парты.— Но я нe злопамятный... Сбежим с последнего?
— С труда?— глянул в расписание Валерий.— Не могу. Надо одну детальку для оси склонения выточить.
— А после уроков что делаешь? — не отступал Колюня.
— Домой пойду,
— Жаль. У меня есть идея: в киношку сходить...
— Сегодня?
— На шестнадцать. В Дом культуры.
— Не могу. В это время придет машина. С матерью баки грузить будем. А что за фильм?..
— Лучше спроси, кто с нами пойдет! — Колюня придвинулся к нему поближе и шепнул на ухо: — Твоя соседка!
— Без меня! — тотчас отпрянул и стал еще суровее Валерий.
— Ну, Коробок!
— Я же сказал: не могу. Баки грузить будем...
— Один раз в жизни о чем-то попросил! — тихо и с отчаянием простонал Колюня.