Заметив, что Всеволод Николаевич уже стоит у микрофона и ждет полной тишины, впихнула обоих в шеренгу и побежала к толпе учителей, ровно выстроившихся за директором.
– Дорогие ребята! – с чувством начал Всеволод Николаевич. – Сегодня чудесный день!…
Вся линейка на эти его слова отозвалась взрывом развеселого смеха: за окном от дождя и хмари было темно как в сумерках.
– Я знал, что вы отреагируете именно так, – лукаво глянул на линейку директор. – Но день-то и в самом деле чудесный! Первое сентября! День, когда мы вместе с вами начинаем борьбу за прочные знания, за крепкую дисциплину…
Больше никто не смеялся.
Но те, кто не наговорился до начала линейки, с вдохновенно устремленными на оратора лицами продолжали переговариваться.
– Ты будешь заниматься в астрокружке или, как в прошлом году, один раз приедешь, пять раз – пропустишь? – примирительным тоном спросил Валерий Рублева – не хотелось ему, чтобы их стычка переросла в ссору.
– С тобой за компанию – пожалуйста!
– Конечно, вдвоем ездить намного веселее, – сразу оживился Коробкин. – В дороге не замечаешь, как время идет…
Колюня перевел умильный взор с оратора и с преувеличенной любовью посмотрел на дружка.
– У меня идея! – задышал он ему в ухо. – Я тебе подарю балалайку! С ней тебе будет еще веселее, чем со мной.
Колюня зажал рот рукой, чтобы не расхохотаться на всю линейку: до того натурально рассвирепел невозмутимый Коробок!
– Скот ты, Рублев, – сказал Валерий и, не обращая внимания – на красноречивую паузу в речи оратора, вышел из строя и с кем-то поменялся местами.
До конца линейки на Колюниных устах играла кривая улыбочка. Ну и психом заделался Коробок! Чувства юмора ни капельки. Это – после каникул и здорового физического труда на сенокосе! А что будет потом? Ой-ой…
В то же время Колюня сам не вполне понимал, зачем он привязался к Валерию. Классная права: он ничего мальчишка. Не дурак. Учится почти на одни пятерки и берет, чего там говорить, не одной усидчивостью, есть у него и мозги. Может, даже самые лучшие в классе. Классная сколько раз говорила, что ему надо было идти не в языковую школу, а с физмат уклоном. Но Валериной мамочке ужасно хочется, чтобы ее сыночек говорил, писал и читал на иностранных языках.
И все же Колюню в Коробкине что-то раздражало. Или, может, попадись ему под руку кто-нибудь другой – он бы на другом отыгрался? Что-то у него с настроением в те дни происходило. То петь от радости начнет, то – глаза бы ни на кого не глядели! На днях захотелось опрокинусь стакан-другой газировки с сиропом. Опустил в разменный автомат монету. А в ответ не получил ни шиша. И хотя монета была всего-то 10 копеек, так вдруг разозлился, стал бить кулаком по неисправному автомату, пока какой-то прохожий, здоровенный дядя, не оттащил его в сторону.
Перед первым сентября Колюня проходил диспансеризацию. Поинтересовался у врача-невропатолога, отчего это он с пол-оборота заводится.
– Обычно это наблюдается у людей с отклонениями, – ласково пояснила она. – И у вас, подростков, тоже.
Он быстро сказал ей «спасибо» и пошел проверять зрение.
КОЛЮНЯ И ДРУГ ЕГО ЕДИНСТВЕННЫЙ
Внешние данные Рублева такие. Рост – типичный для акселератов наших дней, что-то около 180 сантиметров. Фигура худощавая, вернее сказать, костлявая. Плечи, локти, колени заострены. Каждый позвонок на спине проглядывает шипом. Волосы – ярко-рыжие, нос – вздернутый. Глаза точно такого же блекло-голубого цвета, как, прошу простить за сравнение, у много раз стиранных джинсов.
В детстве его как только не называли. И Колькой, и Ником, и Рублем, и Копейкой. Но вот все отсеялось и навсегда закрепилось – Колюня.
Это имечко он получил за свой острый язычок. Боюсь, перед лицом такого факта, как заикание Рублева, мое утверждение прозвучит неубедительно. Да, почти каждая фраза у него рождается в муках. По лицу пробегает судорога, голову бросает из стороны в сторону… Зато у него всегда в запасе секунды две, чтобы подобрать слово поточнее и поострее, и потом поглубже вогнать его в душу противника!…
Все было бы ничего, жалься он, как, к примеру, пчелы, лишь в порядке самообороны. Увы, Колюня обычно нападал первым. И жалил с удовольствием и написанным на лице убеждением, будто для того и родился на свет, чтобы указывать другим на их недостатки.
В классе было несколько человек, которых он прямо-таки жаждал переделать. К ним мы можем смело причислить Караева и Мазаева – дружных, жизнерадостных, но не слишком-то озабоченных самообразованием мальчишек, за созвучие фамилий и родство душ прозванных (Колюней же!) «братьями Карамазовыми». Он изо всех сил старался доказать им, что они – серые. И чем только при этом не пользовался – вплоть до шуток с бородой.