Чтобы узаконить для него это место, мы соорудили будку. Оставалось придумать кобелю имя. Из затруднения вывел Арик, при виде которого у безродного пса обнаружился еще один изъян. Он оказался подхалимом. Уж не знаю, чего начальственного учуял пес в невидной фигуре Арика, но он выскочил из своего логова с радостью, с какой эскимос встречает луч солнца после полярной ночи. Он барабанно забил хвостом, выколачивая блох, подал голос.
- Митька, - Арик потрепал загривок и воззрился на нас, остолбеневших от этой сцены.
- Ты знаешь эту собаку? - наконец спросил Сенечка.
- Первый раз вижу.
- А откуда кличка?
- Разве он на Митьку не похож?
- Но ведь этот террорист вогнал в страх всю обсерваторию!
- Мне уже жаловались и грозились...
- Тогда почему он тебя не съел?
- Потому что в отличие от вас, разгильдяев, у него развито чувство субординации.
Так пес обрел имя. Он признавал только нас троих. Сообразив, очевидно, что кошачья стая тоже имеет какое-то отношение к эллингу, он примирился и с кошками. А когда мы поставили его на скромный, но по-солдатски сытный рацион, он перестал разорять наши тормозки. Разгладилась, маслянисто заблестела шерсть, появилась благородная осанка. Вот что значит, когда собака чувствует себя при деле!
Потихоньку мы перебрали автомобильный мотор и, поставив его на обкатку, взялись за компрессор. Хотя он был старой конструкции, но оболочку мог накачать минут за тридцать. Нам важно было проверить надежность швов и поставить заплаты там, где мог просачиваться газ. Осматривать оболочку решили с помощью люльки, подвешенной к балке под крышей эллинга.
Артур тем временем начал сколачивать группу энтузиастов аэронавтики, чтобы не ломиться к начальству в одиночку. Среди старых ученых оказались те, кто летал на аэростатах. Их не надо было убеждать. Особенно ценными оказались советы Гайгородова, старейшего аэролога, воздухоплавателя. Маленький, подвижный, с веселыми морщинками вокруг глаз, Георгий Михайлович отвел Артура в уголок и по привычке дернул за лацкан пиджака:
- Чем смелей проект, тем легче его пробить. Каждый отдел даст вам свой круг проблем. Мы их обобщим на ученом совете.
- Не рано ли?
- Боитесь, ощиплют, пока не обросли перьями? - прищурился Георгий Михайлович. - В последний раз я летал на аэростате двадцать пять лет назад. Не все удалось использовать в статьях, но записи я сохранил. Даже если вы проведете исследования по моей программе, то сразу увидите разницу в показаниях. Помните девиз на гербе Монгольфье?
- Си итур ад астра.
- Вот и поднимайтесь к звездам. Пора!
Чем выше поднимались аэростаты, тем острее вставал вопрос о влиянии высоты на человеческий организм. Путь наверх преградили не только адский холод, но и кислородное голодание.
В 1862 году английский метеоролог Глейшер и его спутник Коксвель достигли огромной по тем временам высоты - 8330 метров. Но этот полет едва не стоил им жизни. Задыхаясь в разреженной атмосфере, Глейшер потерял сознание. А Коксвель, обморозивший руки, с трудом дополз до клапанной веревки, ухватился за нее зубами и выпустил из шара водород.
В апреле 1875 года аэронавты Тиссандье, Кроче-Спинелли и Сивель пошли в полет, запасшись тремя мешками воздуха с кислородом.
Но в этом полете погибли Сивель и Кроче-Спинелли. Потрясенные французы соорудили аэронавтам прекрасное надгробие, которое до сих пор стоит на кладбище Пер-Лашез. Гастон Тиссандье утверждал, что, ослабев, его товарищи выронили изо рта трубки кислородных подушек и задохнулись от нехватки кислорода...
И все же люди продолжали летать. Еще больший эффект в воздухоплавание принесла фотография. Изображение земли с высоты, реки, города, фермы, снятые с непривычного ракурса, размножались в тысячах открыток. На снимки смотрели так же, как мы разглядываем голубой шар Земли, сфотографированный из космических далей. Стало возможным запечатлевать и многообразные формы облаков, и рождение циклонов, вихрей и атмосферных фронтов.
...Обдумывая служебную записку, Артур намеревался изложить эти сведения. Они поистерлись в памяти стариков, а у молодых наверняка вызовут снисходительную усмешку: "Вы бы еще пращой, да в небо..." Но запуск ракеты - это выстрел чистым золотом. "Огромный расход не всегда оправдан и часто не дает того, что требуется метеорологии", - думал наш ученый друг.
Пока Артур бился над докладной запиской, вел переговоры с отделами, убеждал неверующих, вдохновлял нерешительных, мы надули оболочку и сразу обнаружили несколько серьезных проколов. Зачистив прорезиненную ткань напильником и шкуркой, мы обезжиривали ее ацетоном, заплату из сырого каучука придавливали прессом, внутри которого горела тысячеваттная спираль. Каучук навек срастался с оболочкой.
Убедившись в отсутствии посторонних на вверенном ему участке, прибегал в эллинг Митька, ложился у порога, клал безобразную морду на вытянутые лапы и кроткими, виноватыми глазами смотрел на нас, словно хотел сказать: "Я рад бы помочь, но не мое это собачье дело".
Самый наглый из котят - Прошка, который в отличие от других сам давался в руки, приблизился к псу, нервно поводя хвостом и выгнув на всякий случай спину. Его подмывало познакомиться с Митькой, но язык повадок, взглядов во многом отличался у них, как и у людей, скажем, африканского племени Або и коренных оксфордцев. Однако пес по каким-то ужимкам понял, что у маленького пройдохи чистое сердце. Он лениво шевельнул хвостом: валяй, мол, дальше. И Прошка уселся прямо перед огромной пастью Митьки, состроив равнодушную мину на усатой мордочке. Пес ткнул его языком, и дружеские отношения были установлены.
На ремонт оболочки ушла неделя. Не скажу, что она была легкой. В те моменты, когда в эллинге было дел по горло, по закону подлости в административных корпусах переставали работать сливные бачки, текли краны, перегорали лампочки, гудели дроссели, сотрясая лампы дневного света и нервируя сотрудников. Какой-то обормот сжег кипятильник, отчего вырубились автоматы-предохранители главного корпуса. А тут еще подоспело время регламентных работ электродвигателей.
Пыхтел недовольно Зозулин. Что-то в электричестве он мог устранить сам, так нет! Получив заявку, названивал в эллинг, куда мы провели телефонную времянку, и, не скрывая злорадства, гудел в трубку:
- В химлаборатории лампа замигала. Надо заменить.
- Ну так замените!
- Я не дежурный электрик.
- Ну, вы же, Григорьич, понимаете, не бежать же мне из-за такой ерунды километр от эллинга и обратно! Мы же не только для себя стараемся для науки!
- Дурачок, ведомо ли тебе, Зозулин пинком распахивает дверь в кабинет директора? - вспылил Арик, узнав об инциденте.
- Но Зозулин теперь не звонит по пустякам!
- Зозулин сейчас звонит в другие места!
Однако старик, сам того не ожидая, с шаткой почвы мечтаний поставил нас на твердый фундамент реальности.
Слухи о таинственных делах в некогда забытом эллинге поползли по обсерватории, как струйки угарного газа. От незнания рождались легенды. "Самогон гонят, мерзавцы", - говорили одни. "Химичат налево", - заверяли другие. "Клад ищут. Сенечка в бытность аэронавтом его там зарыл".