- Товарищ маршал! - осмелев, начинает докладывать офицер. Стрелковые подразделения на подступах к зоосаду встретили жестокое сопротивление... Пехота залегла... На пути встречены завалы, баррикады, и огонь не дает поднять головы...
- Тяжко, значит? - переспрашивает маршал.
- Генерал Чуйков просит сделать войскам остановку перед зоосадом, переформировать их, просит подбросить также артиллерии, ну и...
- Хитрый этот Чуйков, - перебил маршал. - Не захотел позвонить сам, прислал нарочного... отдуваться. Передайте ему: всякие остановки категорически запрещаю. Задача момента состоит в том, чтобы безостановочно наступать. Промедление сейчас стоит не только чисто военного, но и политического проигрыша. Проталкивать и проталкивать войска к центру Берлина! - стуча по чугунному подоконнику костяшками пальцев, добавил маршал.
- Есть проталкивать! - отрубил офицер с решимостью в голосе.
Маршал захотел пообедать, так как с утра, кроме кофе с ломтиками сыра, ничего не ел, и начал было спускаться вниз, как навстречу ему, на лестнице встретился генерал Шмелев. С некоторых пор малоразговорчивый, внешне нелюдимый, не терпящий панибратского отношения, маршал Жуков, однако, проникся к Шмелеву уважением и мог в служебные часы и в присутствии многих командиров называть его по имени-отчеству, подчеркивая этим свою привязанность к нему, как к человеку, которого ценит.
Но сегодня маршал был не в духе, наступление днем развивалось медленно, и он встретил Шмелева холодновато и, не дав ему раскрыть рта, спросил:
- Ну что, и тебя нужно раскачивать? Движетесь черепашьими шагами! Вот и втиснутся в Берлин наши союзники...
- Наоборот, товарищ маршал, движемся на всех парах! - в крайнем нетерпении перебил Шмелев. - Во-первых, мы уже раздергиваем берлинский гарнизон, во-вторых, все пути перерезаны, и наши дра-жай-ши-е союзники не могут войти в город, минуя наши войска.
Маршал опять посмотрел на Шмелева в упор:
- Это соображения на будущее или факт совершившийся?
Шмелев, невольно перейдя на строго официальный тон, с какой-то особой торжественностью доложил, что передовые отряды его армии уже встретились с танками и мотопехотой идущих навстречу войск Конева.
- А почему же разведчики пока молчат? Копухи! - с упреком бросил Жуков и насмешливо спросил у Шмелева: - Сам видел или пользуешься слухами?
- Сознаюсь, как на духу, - приложил руку к груди Шмелев. - Сам пожимал руку командиру передового отряда от Конева.
Жуков посмотрел на Шмелева загоревшимися глазами, хотел сделать какое-то движение, чуть ли не обнять на радостях командующего армией, принесшего ему столь удивительную весть, которая снимала многие опасения и тревоги, но не обнял, минуту поморщился, блеск в глазах как-то враз потух, и он проговорил с нескрываемым раздражением:
- Чего это Конев медлит? Пусть скорее поворачивает на Прагу! С Берлином и одни управимся!
- Но вы же опасались, что союзники могли вступить, а теперь крышка ворота захлопнулись!
- Крышка, говоришь? Ну-ну, затем и приехал, чтобы доложить и порадовать командующего? Кстати, - обратился Жуков к стоявшему тут же начальнику связи фронта, - передайте, чтобы попозже соединили меня с Верховным... Ну, а по поводу радостной вести пойдем отобедаем, ты заслужил лишнюю чарку коньяку. - Жуков взял под локоть Шмелева, и они начали спускаться по каменным приступкам.
- Не все вам доложил, - заговорил снова Шмелев. - Есть сугубо важное дело, из-за которого и приходится осторожничать.
- То есть? - Жуков приостановился, повернув лицо к Шмелеву.
- Вам, наверное, известно, что на окраине Потсдама находится знаменитый дворец Сан-Суси?
- Знаю, - кивнул Жуков.
- Надо бы в целости сохранить, - продолжал Шмелев. - Все-таки произведение искусства.
- Верно. Будущие поколения не поняли бы нас и осудили, если бы мы, входя освободителями, не предотвратили разрушение, - отвечал Жуков. - И мы с членом Военного совета взяли на учет памятники. Нельзя предавать огню и пеплу. Преступно. Кстати, русских людей многое связывает с Потсдамом. Говорят, этот город был основан русскими, где-то невдалеке есть даже деревня в чисто русском стиле... И я строго-настрого запретил авиаторам бомбить район дворцов, а артиллеристам - обстреливать... Так что успокойся, - заверил командующий, - спасем и Сан-Суси.
Шмелев кивнул и с горечью в голосе продолжал:
- Меня беспокоит и другое: в полосе армии местность открытая.
- Как открытая? - удивился Жуков, зная тесноту берлинских домов и улиц.
- Это здесь. А в полосе наступления моей армии много открытых простреливаемых участков. Парки, скверы... Штрассе, как называют немцы свои магистрали... И армия несет потери...
- Дивлюсь, Николай Григорьевич, ты что же хотел, чтобы расстелить для тебя коврики, ворсистые дорожки? Война - не прогулка по лепесткам роз, сам понимаешь.
- Товарищ маршал... Георий Константинович, - стал возражать Шмелев. Вы же предостерегали... При штурме Зееловских высот и раньше... Не терять понапрасну силы... Беречь солдата.
- Да, требовал и буду требовать! - повысил голос Жуков. - Только вынужденная необходимость заставляет нести потери.
- Можно избежать.
- Каким образом?
- Со мной немец. Добровольно перешел на нашу сторону. Он инженер, смотритель подземных коммуникаций, знает центральную часть подземного хозяйства Берлина.
- Зачем он тебе, этот немец-смотритель?
- В поводыри годится, - ответил Шмелев. - Может провести к самой имперской канцелярии.
Маршал удивленно приподнял брови. Еще постояли на ступеньках кирхи, и оба сошли вниз.
- Где же этот ваш лорд - хранитель подземелья? - спросил Жуков.
Шмелев поманил стоявшего возле "виллиса" немца - высоченного, горбоносого, одетого в плащ. Немец остановился напротив знакомого ему генерала Шмелева, опустив длинные руки и постоянно раскланиваясь, как маятник, ни слова при этом не говоря.
- Ну и поводырь, - сказал, тая в глазах усмешку, маршал. - Берите его с собой, на месте разберемся.
Все начали рассаживаться в легковых машинах и поочередно, через минуту-другую выезжать со двора кирхи в район расположения штаба фронта. Приехав, маршал из своего кабинета позвонил в Москву, доложил о том, что войска фронта выходят на Эльбу и одновременно полностью захлопнули немецко-фашистскую группировку в Берлине.