- Осушил колено. Здорово осушил, - сквозь зубы цедил Костров.
- Мог бы и не соваться! - в сердцах, как старший летами, упрекнул Горюнов.
Приумолкли.
Грохот снарядов сотрясал землю, взвинченный звук самолетов заставил и Кострова, и фельдфебеля Штрекера вскинуть головы. Когда советские штурмовики, выйдя на цель, начали дубасить из пушек в самой близости от развороченной горловины метро, Вилли, несмотря на опасность, схватил за руку Кострова и на радостях тряс ее, приговаривая: "Гут. Карашо!" Вообще Вилли Штрекер стал как одержимый: очертя голову бросался в самое пекло. Вот и сейчас настаивает отправиться на вылазку. Правда, ему проще появляться среди своих: он ведь в мундире немецкого фельдфебеля... И все-таки Костров предостерегает:
- Не больно храбрись. Ты не чугунный, могут и...
Они находились уже на тыловых немецких позициях.
Из-за развалин проникнуть дальше в туннель стало невозможно. Чтобы попасть в новую станцию метро, нужно было на виду у немцев, продолжающих отчаянно стрелять, преодолеть порядочное расстояние, перебежать через площадь, чтобы потом нырнуть опять в подземелье. Днем это делать чересчур рискованно.
Решили выждать темноты. День уже скатывался к вечеру. Солдаты хотели есть. Ведь пока двигались по туннелям, никто крошки хлеба не держал во рту. Расселись на выбитых кирпичах, доставали из вещевых мешков сухари, галеты, откупоривали банки с тушенкой, грызли сухую колбасу...
Прижавшись друг к другу, с час-другой отдыхали.
В сумерках, когда не только шум боя, но и поднятая дневная пыль улеглась, Костров увлек своих солдат через развалины рывком к очередной станции метро.
Вход был завален разным домашним скарбом поблизости обвалившегося дома. А может, это нарочно завалили немцы станцию, чтобы сделать невозможным проход в метро.
Подбежав, солдаты Кострова, а заодно с ними немецкий инженер и фельдфебель Вилли начали растаскивать завал. Наконец, когда проделали лаз, стали по одному проникать внутрь.
Прячущиеся от войны горожане спали вповал: одни, сидя на раскладушках, уткнувшись головами в колени, другие - облокотясь на поклажу, третьи - прямо на цементном полу, положив под голову согнутые в локтях руки... Завидев перебегающих солдат в серых шинелях ("Уж не русские ли?.. Так и есть, русские! А-а-а!"), заголосила не своим голосом неспавшая старая немка. Подскочив к ней, Вилли Штрекер сунул ей кулак под нос. Но ее взбалмошный крик разбудил обитателей метро, и поднявшийся гвалт ни уговорами, ни окриком пресечь было уже нельзя. Костров выстрелил в потолок, заставив всех присмиреть. Потом через переводчика Вилли объявил, что, если кто окажет сопротивление, будет расстрелян на месте, и повел группу, обходя лежащих и со страхом уступающих дорогу немцев, в темный провал туннеля.
Солдаты бежали по шпалам, обо что-то спотыкаясь. Еще раньше от инженера узнали, что этот перегон метро самый длинный, и Костров торопился до рассвета достичь станции, что у правительственных зданий.
Страшной силы гул загрохотал наверху. Сдавалось, земля опрокинулась и поплыла из-под ног Кострова и его спутников. Солдаты невольно попадали, не поняв сразу, что случилось.
- Началось... - проговорил взволнованно Костров, и тотчас снарядные взрывы сотрясли подземелье. С потолка сыпались не то куски штукатурки, не то земля. В одном месте потолок метро, похоже, прохудился, и сверху, как из дырявого мешка, потек песок. А взрывы бились все чаще, казалось, что сверху по домам и площадям гвоздили гигантскими молотами.
Вдруг впереди что-то всевластно пробуравило землю, и взрывом выворотило наизнанку глыбы грунта, потом опустило тяжело, с обвальным грохотом назад. Взрыв был настолько сильный, что у некоторых солдат заломило в ушах.
- Такая чушка хоть и своя, а завалит, и... к праотцам, - после минутного оцепенения выдавил из себя Костров.
Никто из солдат не отозвался.
По туннелю полз кисло-въедливый дым. Распирало грудь. Нечем стало дышать. Кто-то громко и без устали чихал, кто-то чертыхался.
Взрыв тяжелой бомбы не перегородил туннеля. Солдаты перебирались по нагромождению камней и бетона, Кое-где виднелись чадящие дымом осколки. Одолевала усталость. Дышалось по-прежнему тяжело - запах серы и динамита царапал в горле.
Из туннеля послышались голоса. Вилли прислушался, но, ничего не поняв, двинулся дальше. А тревожный шум нарастал.
- Момент! - поднял руку Вилли, как бы говоря, что надо остановиться и проверить - впереди творится что-то непонятное.
Костров дозволил фельдфебелю Вилли и старшине Горюнову пройти вперед и узнать, что там делается.
Не успели они скрыться в темноте (днем в метро темнота казалась серой и видимость была сносной), как навстречу им гуртом повалили люди. Вилли, узнав в одном по мундиру немецкого офицера, хотел его ударить, но тот взмолился и даже начал успокаивать фельдфебеля, озираясь на русского старшину.
- Что там такое? Почему они кричат и бегут? - перебил Вилли лопотавшего что-то офицера.
- Потоп! Потоп! Капут! - заорал, оглянувшись назад, офицер.
- Чего ты орешь? - взяв его за грудки и тряся, требовал Вилли. Доложи, что там?
- Вода! Потоп! - кричал офицер.
Шум приближающейся воды был ответом для всех.
Скоро с той стороны, откуда накатывался шум воды, затопляя метро, приблизилось еще несколько немецких военных, почти все они были вооружены пистолетами или автоматами, но, завидя советских солдат, не стреляли, потрясенные общей бедой, - искали даже у них, своих противников, защиты и спасения.
Постепенно Вилли Штрекер выпытал у насмерть перепуганных людей, что открыты шлюзы на Шпрее, уровень воды в реке, как и полагалось, был выше подземной линии метро, и вода хлынула в туннель.
- Спросите вот у него, инженера, сколько метров осталось до станции? До выхода из метро? - поспешно перебил Костров.
- Триста метров. От силы полкилометра, - ответил Вилли, переспросив у горбоносого инженера.
- За мной, вперед! - бросился Костров, увлекая за собой группу. Следом за ними хлынули и немецкие военные, словно и для них в этом было избавление ото всех бед.