К рассвету сон свалил Бусыгина. Казалось, под утро потеплело, а может, согрелся под суконным одеялом. Проснувшись, чувствовал себя каким-то разбитым, голова гудела, ломило кости. Но по обыкновению, Бусыгин проворно встал, вышел из палатки без рубашки, побегал на площадке, взмахивая руками, потом начал плескаться холодной водой, вытер разгоряченное тело полотенцем. Ощутил бодрящую свежесть в теле, позавтракал, съев миску отварных бобов с мясом и выпив чашку кофе. Потом, когда начал заниматься делом, снова забеспокоился: "А где же Альдо? Почему его до сих пор нет?"
Ждал и час, и другой...
Время тянулось медленно, в полдень точно совсем остановилось. И солнце, повисшее над горами, тоже как будто замедлило свой извечный ход. Бусыгин то и дело поднимался на скалу, которая служила им вроде наблюдательной вышки, рассматривал в цейсовский бинокль и близлежащее селение, и дорогу, ведущую в горы, - не появится ли Альдо?
Нет, его будто и след простыл, не дает о себе знать и Лючия. И это еще больше обескураживало Бусыгина. Он спускался вниз, на плато, ходил сам не свой, его обступали товарищи, надоедали, где комиссар Альдо, и Бусыгину ничего иного не оставалось, как односложно отбиваться:
- Товарищ Альдо отлучился по делу. Скоро вернется...
- А с ним ничего не случилось? Скажи нам, командир руссо, честно?
- Нет... Ничего, - уклонялся Бусыгин. И каких усилий стоило ему блюсти хладнокровие, сохранять спокойное выражение лица! "Иначе нельзя. Иначе можно все загубить, - думал Бусыгин и опять гадал: - Где же они? Где?"
Медленно сползало за горы солнце, укутывая тенями и ущелья, и дорогу, и скалы, пока совсем не зашло за край высокого горизонта. В горах сразу потемнело. Сумерки перешли в кромешную ночь тот же час.
Вторая ночь... Альдо не появлялся. И никто из связных не вернулся. Может, их еще в дороге перехватили, ведь кругом засады. Медлить нельзя, надо выручать. Но как? Ехать самому? Куда, где их искать? Появиться сразу в доме папаши Черви? А если и там, в своем доме, Альдо не было или за домом ведется круглосуточная слежка? Значит, нужно быть готовым к перестрелке.
Он уже собирался отобрать группу наиболее надежных парней, чтобы поехать с ними, как неожиданно на тропе в гору затарахтел мотоцикл.
- Едет! Едет! - вырвалось у Степана, и он побежал вниз, навстречу урчащему мотоциклу. И едва подрулил мотоцикл, как из него вывалилась Лючия:
- Степано, там Альдо... - и Лючия дальше не могла вымолвить слова, дыхание перехватило.
- Дом... Стрельба... Помощь давай! Понимаешь? - говорил сидевший за рулем Мирко и движением руки делал знаки, как тяжело товарищу Альдо.
- Кто стреляет? Какой дом? - теребил немного говорившего по-русски серба Бусыгин. - Да говори внятнее!
- Герман обложил дом... Надо спасение... Друже Бусыгин, давай спасение... Дом папаши Черви.
- Значит, дом папаши Черви окружен и там идет бой? Так? - стараясь унять волнение, переспросил Бусыгин, и, приказав Лючии поднимать партизан, сам сел на мотоцикл и велел Мирко гнать к дому Черви. Уже отъехав, он спохватился, что взял с собой автомат лишь с одним заряженным диском. "Ладно, Хватит и этих патронов", - подумал он лихорадочно.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Зябко, иглистая стужа. Ветер то запахивает, будто рваной полой, мчащихся на мотоцикле партизан, то бьет в лица.
...Крадутся, крадутся черные люди в черных плащах. Какая невидаль гонит их волчьими тропами, нераспаханными, заброшенными в войну залежами. Злоба, бессилие, страх или жажда человеческой крови?.. Все извечные пороки не чужды убийцам, все творят, кроме добра. Ждать милосердия от недруга равносильно тому, что молить убийцу о пощаде. Да впрочем, обладатели черных плащей со свастикой на рукавах не затем и шли ненастной ночью, чтобы кого-то щадить.
Объект их военного нападения - обыкновенный крестьянский дом. Дом итальянца папаши Черви. Их вел сюда один из тех, кто принадлежит к самой гнусной породе людей на земле - провокатор, тот, кто коварно прикинулся партизаном и еще днем раньше прикуривал от одной папиросы у Альдо. Двойник был всесведущим, знал, что семьи братьев Черви, как ветви одного дерева, жмутся друг к другу. В эту ночь 25 ноября спал под одной кровлей с родными и Альдо. Обрубить ветви - значит дать засохнуть и дереву - так задумали и чернорубашечники.
Колючий, со снегом дождь не перестает. Вышли к дому, обложили двери и окна. Лязгают затворы... И сами пришельцы - зуб на зуб не попадает замерзли. В отчаянии клянут все на свете, ждут не дождутся сигнала.
Выстрел будоражит ночь...
Этот мерзкий выстрел будит папашу Черви. Встревоженный, он поднимает всех на ноги.
- Черви, сдавайтесь! - слышатся снаружи голоса, и еще, как в насмешку: - Побег не удастся, ноги коротки!
- Ноги у нас быстрые, но Черви* никуда не побегут! - гудит папаша Альчиде, и невольный смешок прокатывается от брата к брату. Смеется и комиссар Альдо. Заслышав стрельбу по дому, он берет в руки автомат и говорит:
- Через порог нашего дома фашисты не пройдут!
Старая, вскормившая семерых сыновей мать Дженовеффа стоит в дверях спальни в исподней длинной рубашке и сама кажется длинной; в руке у нее ночник, и тень движется по стеклам громадно, как древний латник.
_______________
* Ч е р в и - олени (итал.).
Мать осеняет крестным знамением сыновей и шепчет:
- Возложите каждый свой меч на бедро свое, пройдите по стану от ворот до ворот и обратно... и убивайте... Возложите каждый свой меч... И убивайте... Аминь!
Она скорбно замолкает, что-то в уме еще сотворяя.
Рядом стоит папаша Альчиде. Он неподвижен, как изваяние, лишь причитает:
- Какая бы судьба ни ожидала моих сыновей, я знаю одно: они жили справедливо, давали кров беженцам, помогали пленным, обиженным и оскорбленным, кормили голодных, одевали нагих... Мои дети ни в чем не повинны ни перед богом, ни перед людьми. Но если поднимется чья рука и они будут убиты, то их кровь падет на головы убийц.
Причитая, папаша Альчиде отводит подальше от проема окон внучат и невесток, сам же берет карабин в руки.
- Куда тебе, отец, ты плохо видишь, - останавливает один из сыновей.
- Враги видны всюду, - отвечает он.
Голоса снаружи улюлюкают, грозятся. И стрельба учащается, слышится звон разбитого стекла. Под самым окном мелькнули призрачные фигуры людей их хорошо разглядел Альдо и дал очередь из автомата. Это, похоже, взбесило нападающих, для которых сопротивление дома папаши Черви показалось неслыханной дерзостью.