В промозглой хмури
Он полыхает, словно медь,
Чтобы в ответ на посвист бури
Раскачиваться
И звенеть.
Когда зимою
Вьюга стонет
И злобно щерится мороз,
Он прикрывает, как ладонью,
Ту ветку,
На которой рос.
Но, вешней зорькой
Околдован,
Он, встретив солнечный восход,
Уступит место листьям новым
И тихо наземь
Упадёт.
1956
ЖУРАВЛИ
Надо мной в глубине синевы –
Кличи давние,
Кличи знакомые...
Ну, куда отлетаете вы?..
Остаюсь, опечаленный, дома я.
Что так часто? Зачем, для чего?..
Мне все волосы вы заморозили.
Сколько лет и тепла моего
Унесли вы
И за морем бросили!
За волнами и скалами вновь
Лето ждёт вас,
О чём вам заботиться?..
А вот годы
Из дальних краёв
Уж ко мне никогда не воротятся.
1957
ЖАВОРОНОК
Мне люб ты,
Жаворонок звонкий,
Ценю тебя за простоту:
В самой земле
Твоя хатёнка,
А ты
Взлетаешь в высоту.
И пусть не трелью
Соловьиной
Развеселишь
Ржаную тишь,
Но целый день
В бездонной сини
Ты
Колокольчиком звенишь.
1957
ПАХНЕТ ЧАБЁР1
Может ли вечер такой позабыться?
...Солнце садится подобно жар-птице, Тихо поёт засыпающий бор,
Пахнет чабёр,
Пахнет чабёр.
Лёгкая поступь на узкой тропинке,
Вижу я девушку в белой косынке,
Росы мерцают, как звёздный ковёр,
Пахнет чабёр,
Пахнет чабёр.
Счастье, возникшее перед глазами!
Выйти б навстречу! Но голос мой замер, Чувству бескрайнему наперекор...
Пахнет чабёр,
Пахнет чабёр.
Лет уже десять прошло иль двенадцать...
Больно, что так и не смог я признаться, В сердце доселе давнишний укор.
Пахнет чабёр,
Пахнет чабёр.
Вечер тот скрылся за дальней горою.
Встреча былая мне снится порою.
Выйду. Окликну безмолвный простор.
Пахнет чабёр,
Пахнет чабёр.
1957
ОШИБКА
Бывало, как водится в юности ранней, Чуть вечер, влюблённый, спешу на свиданье.
1 Чабёр – чабрец (белорус.)
Вернусь поутру – всё терзаюсь да каюсь, Всё думаю: «Верно, опять ошибаюсь».
А вечер настанет – и я на досуге
Гуляю на всех вечеринках в округе, Пляшу, каблуки и подошвы сбивая,
И сызнова каюсь: «Ошибка какая!»
А вот как припомню сегодня былое,
От многих ошибок покрыт сединою,
О времени ом безвозвратно тоскую,
Эх, вновь совершить бы ошибку такую!
1957
ЖЁРНОВ
С детства я помню: на зорьке студёной
В нашем сарайчике, низком и чёрном, Тишь сотрясает гул монотонный –
Крутится жёрнов,
Крутится жёрнов.
Мать с побелёнными пылью висками
Круглую глыбу вращает упорно.
Камень со скрежетом трётся о камень –
Мелются зёрна,
Мелются зёрна.
Ждём, с нетерпеньем и жадностью глядя –
Ведь в животах со вчерашнего пусто, -
Скоро ли мать испечёт нам оладьи,
Жёсткие, с хрустом,
Жёсткие, с хрустом?
С каменной пылью от жёрнова... Смелем!
Ели с мякиной, ели с половой.
Не привередничать в самом-то деле
Детям здоровым,
Детям здоровым.
Нам не в новинку голодные зимы,
Мёрзлой картошкою брюхо набито.
К мельнику, еле дождавшись, везли мы
Новое жито,
Новое жито.
Я на мешках восседаю, бывало,
Слышу – вода запевает задорно,
С гулом, походим на эхо обвала,
Крутится жёрнов,
Крутится жёрнов.
Очередь спит на траве, на телегах.
Мельница, словно старуха седая,
Мелко трясётся, как в стужу, под снегом.
Пыль оседает,
Пыль оседает.
Мельник выходит, окутанный пылью,
Словно из сказки некое чудо.
...Старую мельницу, давние были
Не позабуду,
Не позабуду.
Где бы я ни был – на море, на суше, -
Только заслышу рокот моторный,
Звуки родные тревожат мне душу –
Крутится жёрнов,
Крутится жёрнов.
Нью-Йорк,
1959
ТРОПИНКА В ОСТЭР-БЕЕ1
Я всю Америку узнать,
Конечно, не успею.
Но вот земли заморской пядь –
Тропинка в Остэр-Бее.
Я, с ней сдружившись, отдыхал
От всех нью-йоркских шумов,
По ней немало прошагал,
О многом передумал.
Бродил я утренней порой
Извилистой тропою.
Шептались клёны надо мной,
И колыхалась хвоя.
Я радовался тишине,
Мечтая, вспоминая.
И виделась обычно мне
Тропиночка иная.
Любых дорог она длинней,
Шоссе зеркальных шире.
Далёкая – она родней
Всех прочих стёжек в мире.
Гудит над ней дремучий бор,
Хлопочет крона дуба.
Она петляет средь озёр
В краю, где всё мне любо.
Кружит среди замшелых пней,
Меж тростниками вьётся
В той местности, что с давних дней
Ушаччиной зовётся.
Она мне чудится опять.
Давно всё это было.
По ней впервые в жизни мать
Гулять меня водила.
Мой мир был мал... По ней дошли
Мы только до колодца.
Не знал я, что вокруг земли
Та тропка обернётся.
Остэр-Бей под Нью-Йорком,
1959
1 Остэр-Бей – дача советской колонии в Нью-Йорке. (Прим. автора.) АЛЕКСАНДРИНА
Не позабыть мне песню далёкой той весны:
«На Муромской дороге стояли три сосны...»
Бродили мы и пели, и с песней ты цвела, Александрина, помнишь, какая ты была!
Любил тебя тогда я, зачем теперь таить?
И ни с одним цветком я не мог тебя сравнить.
Взять василёк, но краска всего-то в нём одна, Взять лилию, но эта уж очень холодна.
Взять колокольчик, может... Да всех ты краше их!..
Такой ты мне казалась в семнадцать лет моих.
Летело время, мчалось, мне навевая сны, Как где-то на дороге стояли три сосны.
Пошли весна и лето. Зима над головой...
Александрина, где ты, подай мне голос свой!
1962
* * *
Казался веком день весенний.
Я ждал свидания с тобой.
С трудом дождался. От волненья
Молчал сначала, как немой.
Всё это просто в сказках, в песнях.