Это весьма естественно. Но что скажете вы, когда я, описывая удовольствия мореходца, думаю включить туда же самые бури и сражения? Конечно, ежели смотреть на то и на другое как на зло и судить по впечатлению, им производимому с первого взгляда, мое мнение покажется странно; но ежели, вооружась бесстрастием, приобретенным привычкою, хладнокровно смотреть на священные ужасы природы и чувствовать в душе своей силу противустать ее силе, тогда, поверьте мне, на все усилия ярящегося моря вы будете смотреть, как на картину, представленную для удовольствия особенного рода — не живого, но меланхолического. Есть какое-то тайное сочувствие природы с сердцем человека: чего он не боится, то уже ему нравится; есть в душе струны, которые по своенравию или по потребности отдаются как на эоловой арфе приятно при реве бурь и ветров, — и сколько ни грозят человеку гибелью бездны морей, — он только приобретает новую решительность, новые силы презирать опасности и не уважать смерть. Это презрение смерти — в самый час сражения, когда свистящие картечи и ядра рвут воздух и оставляют за собою тысячи смертей и опустошение, когда со зверством человека соединяются самые стихии на пагубу, — тогда, говорю я, это высокое чувствование презрения смерти и вместе чувствование собственного достоинства, повелевающего всеми ужасами, изображает на спокойном лице мореходца гордую улыбку и наполняет душу каким-то тайным, неизъяснимым удовольствием. — Я не говорю уже о радостях победы, о упоении славы…
Не думайте однако же, чтобы все удовольствия наши были только воображаемые. Приходим ли мы к якорному месту, прелестные прогулки ожидают нас, хотим ли кататься, — свежий и ровный ветер вызывает охотников; легкие шлюбки с белыми парусами, с музыкой и песнями, рея по волнам и едва бороздя воду, гоняются одна за другою. Искусная рука управляет рулем, опытность распоряжает поворотами и ловкость оставляет других назади далеко. Здесь тоже соревнование, тоже удовольствие как на бегу, с тою разницею, что здесь искусство чаще одерживает победу, а там от достоинства лошади зависят все успехи. Желаете ли охотиться за дичиною на берегу? Идете с ружьем. Хотите ли ловить рыбу? Садитесь на борте корабля с удою и в чистой и прозрачной океанской воде видите на 10 и на 20 сажен, как резвая рыбка приближается к вероломному крючку; часто жадные камбалы хватаются одна за хвост другой, и вы до половины вытаскиваете вдруг две рыбы на уде. Редко крючок ваш закидывается понапрасну, а это не безделица для охотника.
Но есть еще удовольствия простейшие; мы знакомимся с береговыми жителями; настают праздники; мы веселимся от сердца, потому что балы нам не прискучили; — зовем новых своих друзей и к себе: корабль одушевляется и принимает новый вид. Я опишу вам один из наших праздников, данный на корабле у голландских берегов. На шканцах, т. е. на верхней палубе убираются пушки и растягивается палатка; борты украшаются флагами, зелеными ветвями и цветами, из которых вязи, освещенные разноцветными огнями, изображают имена почетнейших наших гостей; в пушечных окошках стоят блестящие фонари; в углах подвешенные подносы отягощены закусками, плодами и прохладительными напитками; в каюте приготовлено угощение для мужчин. Музыка гремит; гости подъезжают на шлюбках к освещенному кораблю; по лестнице, покрытой коврами и увешанной флагами, они всходят и принимаются хозяевами; каждый выбирает занятие ему приятное: одни садятся за карточные столики, другие подходят к чашам, в которых ром, арак и другие напитки окружают синим пламенем тающие сахарные головы и распространяют благоухание в воздухе. Вино пенится и брызжется. Наконец начинаются танцы. Прохладный морской воздух освежает танцующих; каждому предоставлена свобода. Иной, утомясь от движения, идет на нос корабельный и пользуясь свежестью вечернего ветерка, безмолвно наслаждается красотою звездной ночи, моря, отражающего на верхушках легких волн блеск праздничных огней. Рассеянные чувства собираются; сердце его начинает волноваться тише, сообразно колебанию струй, на которые он смотрит. Иногда легкая пара, ища отдыха, мелькнет подобно теням к неосвещенному корабельному борту, и во мраке облокотясь, смотрят на воду… на небо… и тщетно тяжелыми вздохами вбирают в себя прохладу — сердца их бьются сильнее, волнение чувств становится больше… и вдруг, новый посетитель мрака или стук часового прерывает их мечтания. — Порознь возвращаются они тихими шагами в шумное общество; взоры их встречаются чаще и руки в танцах расстаются не охотно…