Полковник (Шипову). А вы уверены, что в пруду? Уверены?.. Вы что, голову мне морочите? Отвечайте…
Шипов. Тама, тама, где ж им еще-то быть?
Полковник. Стой! (Карасеву.) Погодите… Почему все-таки мы ищем именно в этом месте? Почему?
Карасев. Да вы же сами изволили распорядиться.
Полковник. Да, я сам. Потому что здесь топить всего удобнее. Ну ладно, с богом! Заводи!
Жандармы двинулись в глубину.
Михаил Иванович усмехнулся невесело, покачал головой и увидел, как он, еще молодой и красивый, в розовой рубахе и новых сапогах, легко летит к берегу озера, где в синей воде топчутся два толстоногих рыбака, выбирая из бредня скользкую пятнистую форель. Рыбу запекает на углях в тесте княжеский повар, укладывает ее на блюдо, украшает луком, укропом, лимонными дольками, устанавливает блюдо на поднос, и Мишка Шипов летит обратно к поляне, где раскинулся княжеский пикник. Затем господа уходят в лес беседовать и аукаться, а Мишка сливает остатки вина, и пьет, и ест запеченную остывшую рыбу…
И вот теперь, подобно тем прекрасным рыбакам, два жандарма вошли в зеленую воду пруда по шейку и остановились, налаживая бредень.
— Давай веди! — крикнул полковник. — Да скорее же… Пошел!
Жандармы двинулись к берегу. Они шли сначала легко, но внезапно приостановились, а затем потянули Что-то тяжелое. Толпа на берегу загудела сперва тихо, потом все громче и громче, пока наконец не взорвалась ревом, и под этот рев два жандарма с испуганными лицами выволокли из воды половину прогнившего, покрытого темной слизью тележного колеса.
И снова наступила тишина, и в этой тишине одиноко тоненько и взахлеб засмеялась торговка и крикнула:
— А ну, кому пирожки горячие?
Все глядели на Дурново. Он утирал пот со лба.
Полковник. Господин исправник, велите этой бабе уйти! Прогоните ее… (Кобеляцкому.) А вы не хнычьте… Снова заведем. С одного раза ничего не бывает. (Шипову) Ну, где же ваш чертов станок?
Шипов(равнодушно). Где ж ему быть? Воды-то много…
Полковник. Вот именно, много… Проклятая баба! Как противно смеялась! Как противно, как подло…
Кобеляцкий. Ваше высокоблагородие, поведем еще раз?
Полковник. Еще раз? Еще не один раз, любезный. До тех пор, пока не увидим облик удачи!..
Кобеляцкий. Сущая правда… А после можно и повистовать. Я пойду переговорю с графиней.
Полковник. Уж эти дамы… Опять начнутся разговоры… Вы им объясните, что, не будь приказа свыше, разве я бы их беспокоил? Объясните… Впрочем, им не объяснишь. (Жандармам.) Эй вы, ежели снова потянете колесо или оглоблю, пеняйте на себя! Отойдите правее, вот так.
Дуняша. У нас тут и нет ничего такого.
Полковник. Ах, нет? А ну-ка, погляди мне в глаза… Гляди, гляди…
Дуняша. Да я и так гляжу…
Жандармы зашли в глубину и остановились.
— Внимание, — скомандовал полковник, — пошел!
Жандармы повели бредень.
Полковник. Стой!.. Попалось что-нибудь? Зацепили? А ну-ка, пощупайте… Да не ногой, руками, руками… Есть?.. Нет?..
Шипов. Надо бы две лодки и сеть. Может, они на самой середине лежат. Может, их с лодки скидывали.
Полковник. Вы говорите, их с лодки скидывали?
Шипов. А кто ж их знает, могли и с лодки.
Полковник. Нет, вы мне точно говорите: скинули или нет?
Шипов. Скинули, а как же…
Полковник(Карасеву). Исправник, давайте две лодки и сеть, живо… (Жандармам). Ну, чего стали?.. Давай!..
Жандармы вынесли бредень. Он был пуст.
Толпа гудела. Торговка взвизгивала. Полковник Дурново прикрыл лицо фуражкой. Михаил Иванович ходил по берегу, не зная, плакать ему или смеяться.
Через полчаса две лодки скользили по пруду, таща за собой сеть, ныряли в пруд мальчишки; жандармы, посинев от холода, тянули бредень, выгребая из него коряги, гнилые листья да сонных карасей.
Вода в пруду потемнела, волновалась, выплескивалась. Шипову казалось, что это в нем бушуют бури, какая-то неясная печаль вперемежку с тревогой давила грудь, стояла комом в горле. Сквозь листву деревьев белели стены барского дома, вывернутого наизнанку, выпотрошенного, как рождественский гусь, и графиня Мария Николаевна пребывала в одной из разгромленных комнат, ломая, должно быть, руки от обиды.
Михаил Иванович уселся на траву недалеко от полковника, сжимая ладонями горячую голову. Солнце пошло на убыль, тени начали удлиняться. Мужики и бабы тоненькой цепочкой потянулись от пруда, исчезли учителя… Торговка поднялась с примятой травы, подошла к полковнику Дурново и остановилась у него за спиной.
— Господин полковник. — сказала она. — вы просчитались.
— Да, да, — сказал полковник грустно, не поворачивая головы, — я чувствую… Не я это придумал, однако…
— А ведь вы могли использовать опыт местных жандармов, — сказала торговка. — А вы не использовали… Уезжайте, полковник, от позора…
— Мне не велели ни с кем советоваться, — сказал полковник и обернулся. Лицо его исказилось. — Ты это чего?! Это ты несешь тут всякий вздор?
— Господь с вами, батюшка, — засмеялась старуха, растягивая розовые губы. — Я стою себе и стою… — и пошла прочь от пруда.
Шипову старуха показалась знакомой, и он вздрогнул.
— Пошла прочь! — крикнул Дурново, но розовогубая торговка была уже далеко. Она мелькала за кустами, за деревьями, высоко поднимая лоток с пирожками, а Михаил Иванович закрыл глаза и увидел, как его в наручниках увозят из Ясной Поляны.
На пруду теперь уже почти никого не осталось, только полковник Дурново, да Шипов, да два жандарма в неподвижных лодках, да два с бреднем в руках, посиневшие от холода.
Наступила пора прощания. Разбойников никто не провожал. Только Дуняша стояла на пороге в голубом платьице, с красными нитками в мочках ушей.
Экипажи были уже готовы.
— Любезная, — сказал Дурново Дуняше, — покличь-ка графиню.
— Они не придут, — сказала Дуняша, глядя мимо полковника, — они заняты…
— Так надо, так надо, — сказал полковник. — Ну, позови…
Дуняша исчезла. Все молча ждали. Наконец появилась Мария Николаевна.
— Ваше сиятельство, — Дурново приблизился к ней и снял фуражку, — я глубоко сожалею о случившемся…
— Вы пригласили меня только для этого? — перебила его Мария Николаевна.
— Нет, нет и нет, — заторопился полковник, — я должен обрадовать вас, графиня: вы и ваш дом вне подозрений. Мы не нашли ничего предосудительного… Позвольте…
Мария Николаевна пожала плечами и ушла в дом.
Все молчали.
Полковник мрачно шагнул к Шипову.
— Ну, прошу, — и указал на карету.
— Мерси, — сказал Михаил Иванович и взобрался на сиденье… Два жандарма уселись по бокам.
Через минуту поезд тронулся, и Ясная Поляна исчезла из виду.
Последнее, что увидел Михаил Иванович, когда они проезжали уже через Тулу, была дорогая коляска, влекомая караковым жеребцом. В коляске сидела Дарья Сергеевна, Дася, в темно-вишневом дорогом платье, в такого же цвета шляпе, прижавшись к громадному жандармскому полковнику со знакомыми чертами лица.