С восхищением взглянула я на сестру Барбару, но… чувство радости и веселья тут же покинуло меня. На лице монахини не было ни веселости, ни возбуждения. С беспомощным состраданием глядела она на кружащихся в танце девчат; их щеки покрыл кирпично-красный румянец.
Двери с шумом отворились, и в мастерскую влетела Казя.
— Идите наверх! Матушка обыскивает наши койки!
Возбужденные танцами, все мы в одно мгновение словно онемели. Первой пришла в себя Сабина.
— Пойдемте в ее келью! Если нас позволено обыскивать, то можем и мы обыскивать монахинь!
Гелька подошла к сидевшей за фисгармонией монахине, поклонилась ей глубоко, в пояс.
— Вот, значит, почему вы так прекрасно играли нам! Бог вам заплатит, сестричка!
Галдящая толпа девчат высыпала из трапезной на лестницу. Барабаня кулаками в запертую дверь спальни, дергая ручку, мы кричали:
— Это свинство! Законченное свинство — так обвести нас!
— Взломать дверь топором!
Сознание того, что в данную минуту матушка-настоятельница безнаказанно ощупывает наши матрацы, — не спрятаны ли в них какие-либо противозаконные вещи, — приводило нас в бешенство.
Гелька, сокрушая дверь кулаком, то и дело повторяла сквозь стиснутые зубы:
— Пойду… Ей-богу!.. Пойду к двери ее кельи и буду рубить… Пусть только не откроют…
Неожиданно двери спальни распахнулись. На пороге стояла сестра Алоиза со свечой в высоко поднятой руке.
— Что здесь происходит?
Девчата умолкли.
— Что здесь происходит? — повторила монахиня.
Казя заглянула внутрь спальни и, затем попятившись, сказала:
— Обыск уже кончен. Никого нет.
Оттолкнув монахиню, загородившую вход, мы ворвались в спальню. Каждая из нас помчалась к своей койке и уселась на постели.
Когда я запустила руку в матрац, меня охватило оцепенение. «Маленькая хозяйка большого дома» Джека Лондона исчезла. Все хитрости, ожидания и страхи, которые пережила я, выкрадывая эту книжку у своей соученицы по школе, всё впустую. Обессилев от возмущения, я бросилась на постель и зарылась лицом в подушку.
Всюду раздавались стоны:
— У меня исчезла из-под «думки» катушка ниток…
— А у меня фляжка с керосином…
— А я взяла вязальный крючок из шкафа сестры Юзефы. Я бы его отдала. Но что теперь будет, когда сестра спросит, кто взял крючок?..
Стоны и плач прервались совершенно неожиданно. В спальню вошла матушка-настоятельница. Девчата сорвались с коек и преградили ей дорогу. Она вынуждена была приостановиться. Воспитанницы, держась за руки, окружали ее все более тесным кольцом.
— Сейчас что-нибудь будет. Ну и пусть будет, — с жаром шептала я. — Пусть ее опозорят, пусть ударят! Это она забрала у меня Джека Лондона.
Гелька выступила вперед. Она хотела что-то сказать. Матушка ее опередила.
— Почему вы еще не в постелях?
— Как же мы ляжем, если наши постели похожи на хлев? Кто-то все поразбросал…
— А подумали ли вы о том, что у нас будет завтра? — быстро перебила ее настоятельница.
В недоумении поглядели мы друг на друга.
— Завтра — среда. Поскольку большинство из вас, наверно, не прочитало еще молитвы, давайте же теперь преклоним колени и вместе возблагодарим бога за то, что дал он нам силы счастливо дожить до великого поста. Будем просить его, чтобы помог нам обуздать свою мстительность, злобу, гордыню сердец наших, научил нас переносить мелкие неприятности, радоваться милостям, которые он неустанно ниспосылает нам, чтобы влил в наши души добродетель смирения, покорности и умения довольствоваться малым… «Отче наш, иже еси на небесех…»
Монахиня опустилась на колени и продолжала молитву:
— «Да святится имя твое, да приидет царствие твое, да будет воля твоя, яко на небеси и на земли…»
Мы все тоже попадали на колени, и через минуту уже вся спальня скандировала слова молитвы. Одна лишь Гелька, уткнув лицо в подушку, продолжала молчать.
Матушка-настоятельница поднялась первой.
— А теперь прошу вас быстро в кровати! Повеселились — и спать пора. Доброй ночи! Я гашу свет.
— До-брой но-чи! — проскандировали малышки.
А Зоська добавила:
— Слава господу богу Иисусу Христу!
Когда настоятельница вышла, я уселась на койку, вне себя от бешенства.
— Почему вы ничего ей не сказали?
— Взяла бы да и сказала. Кто тебе запрещал?