— Не советую, — по-английски с акцентом и вполне серьезно ответил офицер.
Гучинсон и без того знал, что в Николаевск идти незачем. Партизаны ушли в тайгу, город был покинут и горел. Близ устья Амура «Эльдорадо» встретил чаек с обожженными крыльями. Плыли трупы. Ночь пахла гарью.
«Эльдорадо» шел до рассвета на север.
— Тем лучше, — сказал утром капитан Джильберт. — Мы идем в Чумукан. Хвалю большевиков. Они по-настоящему разделываются с желтолицыми.
— Тем лучше, — подтвердил Герберт Гучинсон. — Ни большевикам, ни японцам не до нас. Мы должны зайти в Тугур. И там могут быть тунгусы.
Капитан Джильберт был сед, толст и не любил неожиданностей. Он с удивлением посмотрел на племянника.
— Для этого придется повернуть назад и сделать лишних семьдесят миль.
— Очень жаль. Но это не много. Надо же посмотреть, где жил мой сумасшедший прадед, — сказал настойчиво Герберт.
В меру худой и рослый, он имел бы приятный вид, если б не светлые глаза, глядевшие слишком холодно на багровом от ветра лице.
Дядя Джильберт поморщился. Но сейчас он был только капитаном зафрахтованного парохода.
— Не дай бог, — проворчал он, — вести серьезные дела с молокососами.
«Эльдорадо», не дойдя до Чумукана, повернул назад и взял курс на Тугурский мыс. С левого борта на горизонте снова показались Шантары. Точно черные ковриги на голубом поддоне, лежали острова на холодном море. Было тихо. Но, казалось, штормы дремали меж кварцевых скал.
В семье Герберта было предание, что прадед Гучинсона Сидней, шкипер китоловной шхуны, пять лет прожил в этих местах. Он поселился в устье Тугура, выстроил дом с бамбуковым водопроводом, женился на тунгуске, бил тюленей, охотился на соболей и, наконец, вернулся в Сан-Франциско один с большим капиталом.
Теперь Герберту хотелось посмотреть на этот дом.
Он был сентиментален в тех случаях, когда дело касалось фамилии Гучинсонов.
В полдень «Эльдорадо» отдал якорь у входа в Тугур. скую бухту и на воду спустил моторную шлюпку.
На берегу никто не встретил Гучинсона.
Одна лишь семья тунгуса Васильча сушила юколу на шестах перед палаткой. Золотые мухи носились над шестами, урасой и желтым обрывом Тугура. Старуха с кровавыми веками отгоняла их от рыбы еловой лапой. Ее глаза были мутны, как вода в Тугуре. У шалаша оборванный мальчик сосал рыбью голову. Гучинсон не нашел здесь ни дома с бамбуковым водопроводом, ни памяти о капитане Сиднее.
Мальчик проводил его на мыс и показал под высокой скалою огромный котел, вросший в камни, в нем когда-то варили ворвань.
«Не это ли?» — подумал Гучинсон.
Он постоял в раздумье над котлом, постучал носком ботинка о чугунный край, послушал. Чугун оброс землей, был так стар, что даже не звенел. Гучинсон пожал плечами и пошел обратно к шлюпке. Мальчик и старуха проводили его. Они не приставали, не просили ни табаку, ни денег, и Герберт Гучинсон подивился этому в душе.
На прощанье, кланяясь ему, старуха показала темной рукой на скалу, под которой валялся котел, и промолвила:
— Сырраджок.
Гучинсон не понял.
Еще долго потом видна была с кормы «Эльдорадо» эта скала. Она стояла одна, точно пастух над стадом серых волн залива. А за ней стремилась вверх, к «гольцам» Шантарского хребта, зеленой мглой тайга.
Мальчик вошел на скалу и стал над стремниной. Приставив ладони к глазам, он смотрел вслед пароходу. И так широка была даль, что старуха успела с Васильчем закинуть сети в реку, вытащить их пустыми и, устав от мух, соснуть у горячего пепла костра, а мальчик все еще видел белую трубу «Эльдорадо».
Потом целый день он приставал к старухе.
— Улька! — так звали ее. — Что ты сказала гостю?
— Ты видишь, Чильборик, как много мух и как мало ветра, — отвечала Улька. — От нашей рыбы останется только шкура. Ты бы тоже взял ветку и помог мне, я рассказала бы тебе о скале Сырраджок.
Мальчик принес большую ветку лиственницы с синей хвоей.
И под гудение мух, разгоняемых взмахами веток, Улька рассказала предание.
Мальчик слушал ее, задумавшись и не отгоняя мух.
— Где же те лисы, голубые, как тень на снегу? — спросил он, когда она кончила.
— Ты их не увидишь, Чильборик. Даже рыбы стало меньше, чем было. Завтра и мы уйдем отсюда на Лосевые ключи, за Чумукан, и будем идти до тех пор, пока солнце пять раз не взойдет над морем.