тый аммоналом,
И вновь, покинув темный свод,
Открытым мчит каналом.
Догнав, ныряя под мосты,
Егорлыка истоки,
Обрушивает с высоты
Кипящие потоки.
И Егорлык, водою полн,
На скорость споря с ветром,
Несет разлив кубанских волн
За сотни километров.
Стремит течение свое
В соленые лиманы,
И эстафету трех краев
Перенимает Маныч.
И, чтоб покончить навсегда
С песками, с горькой солью,
Живая движется вода
На Сальск от Ставрополья.
Водой нальются русла рек
И ширь их не измерить.
Шлюз открывает человек
В простой шинели серой.
Там, где железо и бетон
Больших сооружений,
Гул водосброса слышит он,
Как слышал гром сражений.
Он смотрит в степь. Он видит тут
Лицо иной природы:
По новым руслам вдаль текут
Обузданные воды.
Рыбопитомник
Где ветры степные
Летали седые, —
Вскипает волна за волной,
И смотрятся зори
В Цимлянское море,
В широкий простор голубой.
Здесь умные руки
И сила науки
Железо одели в бетон,
И, сжатый плотиной,
Над степью полынной
Разлился сверкающий Дон.
Сюда от Азова,
К верховьям с низовья,
Бесчисленны, быстры, легки,
Теченью навстречу
Далеко-далече
Проносятся рыб косяки.
Разумный хозяин
Все видит и знает,
Как рыба преграду пройдет:
На самой вершине
Высокой плотины
Устроен для рыбы проход.
Помогут моторы
Бетонную гору
Ей, словно шутя, одолеть:
Косяк поднимает
И вновь опускает
Стальная упругая сеть.
Там бьется и плещет,
Трепещет и блещет,
Спеша на цимлянский простор,
Сазан золотистый,
Судак серебристый
И в острых шипах осетер.
Зеленый огонек
Ни самой легкой тучки,
Ни капли дождевой —
Горячий вихрь летучий
Свистит над головой.
И, черной бурей воя,
Он почву прочь несет,
Поля сжигает зноем
Он в суховейный год.
Сменяют день вчерашний
Иные времена.
Пришла и в степи наши
Великая весна.
Шумящие дубравы
Она раскинет тут.
Приют хлеба и травы
В тени дубрав найдут.
И это будет скоро:
С зари и до зари
Веселый гром моторов
Об этом говорит.
Есть сеялка такая
Для желудей лесных,
И трубка жестяная
Опустит в землю их.
Как будто очень просто,
А надо крепко знать,
Как их в квадраты-гнезда
И в строчку рассажать.
Заделать так глубоко
В весенней борозде,
Чтоб не нашел до срока
Их серый суслик здесь.
И человек на славу
Все точно рассчитал.
Когда степным дубравам
Машину в няньки дал.
Смотри, перед тобою —
Зеленый огонек:
Уже над бороздою
Проклюнулся дубок!.
Лесная полоса
Стаял снег. Но вслед зиме,
Не дождавшись теплых дней,
С Черных поднялся земель
Злой весенний суховей.
Посмотри: закат багров,
День от пыли мутнорыж,
Мчатся космы облаков,
Ветер рвет железо крыш.
Как в бомбежки, дымен шлях.
Валит с ног напор тугой,
И бурьян в пустых степях
Скачет волком и сайгой.
Вот уж свист и мрак везде:
Ночь — и та не так темна,
Ветер шарит в борозде,
Добираясь до зерна.
Выдувает мелкозем
С урожаем пополам.
Громоздит он холм на холм,
Сыплет прахом по полям.
Хочет он: «Пусть будет сух
Каждый встречный водоем!»
И, захватывая дух,
Ледяным метет крылом.
Свирепея вдаль летит,
Острым щебнем бьет в глаза.
Только встала на пути
Стройных кленов полоса.
Подставляют ветру грудь,
И крепни и молоды,
Ветер силится согнуть
Кленов тесные ряды.
Но полей живой оплот
Неподатлив и упруг,
И под самый небосвод
Суховей взмывает вдруг.
Он проходит высоко,
Мимо пашен, стороной,
И отброшен далеко
Он лесною полосой.
Вдоль нее — горбом земля,
Бурьяны застряли в ней,
А за ней лежат поля,
Изумруда — зеленей.
А за ней лежат поля,
Широки, ровны, чисты,
И напитана земля
Влагою до черноты.
Буруны
Вокруг бесплодная пустыня —
Один песок сухой,
И с высоты прозрачносиней
Палящий льется зной.
Куда ни глянешь над буграми
(Подъем зыбучий крут) —
Гонимые вперед ветрами,
Пески, шурша, текут.
Они веками, шаг за шагом,
Сюда крались, ползли,
До капли отнимая влагу
У неба и земли.
Сжигая зелень и цветенье
Дыханием огня,
И водоемы и селенья
В барханах хороня.
Так от Кизляра до Моздока
И до Кумы-реки,
Как волны, катятся с востока
Сыпучие пески.
Змеятся гривы над холмами,
Крутясь, смерчи метут.
Пески недаром бурунами
Здесь исстари зовут.
Но, где пустынный смерч взметало,
Идут казачки в ряд,
И черенками краснотала
Они бурун крепят.
И чтоб высокий дуб сражаться
С песчаной бурей мог,
По лункам жолуди ложатся
В распаханный песок.
Песчаный овес
Вихрь вздымает здесь барханы,
Заметает травы там,
Лишь один овес песчаный
Не сдается и пескам.
Ветер стонет от обиды,
И шипит песок змеей,
И уже овса не видно:
Он засыпан с головой.
Толщу осыпи зернистой,
Как иглой, овес проткнул
И метелкой серебристой
Снова весело взмахнул.
Мы напор барханов встретим
С ним, испытанным во всем,
Закрепим пески мы этим
Замечательным овсом.
Выше самой легкой тучи
Эскадрильи пронеслись, —
И десант семян летучих
В бурунах посеял жизнь.
Покоренная пустыня
Будет пастбищем цвести,
И сухим пескам отныне
Наших нив не замести!
Возвращение воды
Сотни лет здесь странствовало горе,
Шелестели мертвые пески.
А теперь, синея, плещет море
В древнем устье высохшей реки.
Не смерчи, а влажные туманы
Небо занавесили в жару.
Белые, как пена, пеликаны
На волну садятся поутру.
И вода, с журчаньем, по каналам
Вдаль течет, расцвет земле суля,
Та вода, которой век не знала
Солнцем прокаленная земля.
Новозданные струятся реки
По просторам рисовых полей,
Наполняя их квадраты-чеки
Влагою прохладною своей.
И столбы шагают от плотины,
Смел и быстр размах больших шагов:
То же море, двигая турбины,
Силу даст для электроплугов.
Высока колхозная пшеница,
И шумят колхозные сады.
Празднует прикумская станица
Возвращение живой воды.
Отступление дебрей
Там, где тлели пни сырые,
Где и птицы гнезд не вьют,
Собирала малярия
Жатву смертную свою.
И казалось, что болото
Землю скрыло навсегда,
И его немые воды
Не стекали никуда.
Но пришел к болотам черным
Смелый сердцем человек.
Он, могучий и упорный,
Вырыл русла новых рек.
В топи выдвинул заставы,
Проложив за гатью гать,
И болото он заставил
Сушу пленную отдать.
А потом все выше, выше
Поднимался в горы он,
Дикий лес впервые слышал
Топора победный звон.
День и ночь гремя железом,
На кирку сменив топор,
Он террасами изрезал
Склоны всех соседних гор.
И в былых глухих трясинах,
Стывших мертвою водой,
Сыплют девушки в корзины
Чай аджарский молодой.
И не счесть на горных склонах
Желто-пламенных плодов
Апельсиновых, лимонных,
Мандариновых садов.
Бамбуковый лес
Посадили отводок в почву,
И, раскинувши сеть корней,
Жадно рос он и днем и ночью —
Двадцать метров за сорок дней.
Полированною колонной
Желтый ствол в синеву взнесен.
Узких листьев сухая крона
На верхушке раскрыла зонт.
Не один, а сплошною чащей
В наступление шел тростник.
Так над горной рекой гремящей
Удивительный лес возник.
И в полуденный зной прохладно
Под навесом его везде.
Только солнца скупые пятна
Брызнут золотом там и здесь.
С виду мертв он, но жизни шорох
Слышат сонные тростники:
Тут уже расселились в норах
Осторожные барсуки.
И шакалы узнали ходы
В странный лес, что разросся вдруг,
Для засады и для охоты
Словно создан густой бамбук.
Лишь над лесом, светясь опалом,
В небе выплывет лунный диск,
Поднимают во тьме шакалы
Детский плач и протяжный визг.
Но охотничьи их угодья
Беспокойны бывают днем:
Из совхоза сюда приходят
Лесорубы за тростником.
Ударяет топор со звоном,
И пилы раздается свист,
И трепещет листва на кронах,
И стволы оседают вниз.
Их увозят тропой колесной,
Хоть уклон каменист и крут,
А потом в мастерских совхоза
Парят их, и прямят, и гнут.
Ни вершка не идет в потери —
Каждый ствол для работы гож.
Те, что тоньше, кладут, размерив,
Под зубчатый и круглый нож.
Будто искры, опилки брызжут
Из-под лезвий со всех сторон,
И коленчатых палок лыжных
Мчится к северу эшелон.
Эвкалипты
Там, где мертво молчащие
Топи гибель таят,
Молодые дрожащие
Эвкалипты стоят.
Над болотной трясиною
Посадил их колхоз.
Корень, всосанный тиною,
К твердой почве пророс.
В воду