олны, катятся с востока
Сыпучие пески.
Змеятся гривы над холмами,
Крутясь, смерчи метут.
Пески недаром бурунами
Здесь исстари зовут.
Но, где пустынный смерч взметало,
Идут казачки в ряд,
И черенками краснотала
Они бурун крепят.
И чтоб высокий дуб сражаться
С песчаной бурей мог,
По лункам жолуди ложатся
В распаханный песок.
Песчаный овес
Вихрь вздымает здесь барханы,
Заметает травы там,
Лишь один овес песчаный
Не сдается и пескам.
Ветер стонет от обиды,
И шипит песок змеей,
И уже овса не видно:
Он засыпан с головой.
Толщу осыпи зернистой,
Как иглой, овес проткнул
И метелкой серебристой
Снова весело взмахнул.
Мы напор барханов встретим
С ним, испытанным во всем,
Закрепим пески мы этим
Замечательным овсом.
Выше самой легкой тучи
Эскадрильи пронеслись, —
И десант семян летучих
В бурунах посеял жизнь.
Покоренная пустыня
Будет пастбищем цвести,
И сухим пескам отныне
Наших нив не замести!
Возвращение воды
Сотни лет здесь странствовало горе,
Шелестели мертвые пески.
А теперь, синея, плещет море
В древнем устье высохшей реки.
Не смерчи, а влажные туманы
Небо занавесили в жару.
Белые, как пена, пеликаны
На волну садятся поутру.
И вода, с журчаньем, по каналам
Вдаль течет, расцвет земле суля,
Та вода, которой век не знала
Солнцем прокаленная земля.
Новозданные струятся реки
По просторам рисовых полей,
Наполняя их квадраты-чеки
Влагою прохладною своей.
И столбы шагают от плотины,
Смел и быстр размах больших шагов:
То же море, двигая турбины,
Силу даст для электроплугов.
Высока колхозная пшеница,
И шумят колхозные сады.
Празднует прикумская станица
Возвращение живой воды.
Отступление дебрей
Там, где тлели пни сырые,
Где и птицы гнезд не вьют,
Собирала малярия
Жатву смертную свою.
И казалось, что болото
Землю скрыло навсегда,
И его немые воды
Не стекали никуда.
Но пришел к болотам черным
Смелый сердцем человек.
Он, могучий и упорный,
Вырыл русла новых рек.
В топи выдвинул заставы,
Проложив за гатью гать,
И болото он заставил
Сушу пленную отдать.
А потом все выше, выше
Поднимался в горы он,
Дикий лес впервые слышал
Топора победный звон.
День и ночь гремя железом,
На кирку сменив топор,
Он террасами изрезал
Склоны всех соседних гор.
И в былых глухих трясинах,
Стывших мертвою водой,
Сыплют девушки в корзины
Чай аджарский молодой.
И не счесть на горных склонах
Желто-пламенных плодов
Апельсиновых, лимонных,
Мандариновых садов.
Бамбуковый лес
Посадили отводок в почву,
И, раскинувши сеть корней,
Жадно рос он и днем и ночью —
Двадцать метров за сорок дней.
Полированною колонной
Желтый ствол в синеву взнесен.
Узких листьев сухая крона
На верхушке раскрыла зонт.
Не один, а сплошною чащей
В наступление шел тростник.
Так над горной рекой гремящей
Удивительный лес возник.
И в полуденный зной прохладно
Под навесом его везде.
Только солнца скупые пятна
Брызнут золотом там и здесь.
С виду мертв он, но жизни шорох
Слышат сонные тростники:
Тут уже расселились в норах
Осторожные барсуки.
И шакалы узнали ходы
В странный лес, что разросся вдруг,
Для засады и для охоты
Словно создан густой бамбук.
Лишь над лесом, светясь опалом,
В небе выплывет лунный диск,
Поднимают во тьме шакалы
Детский плач и протяжный визг.
Но охотничьи их угодья
Беспокойны бывают днем:
Из совхоза сюда приходят
Лесорубы за тростником.
Ударяет топор со звоном,
И пилы раздается свист,
И трепещет листва на кронах,
И стволы оседают вниз.
Их увозят тропой колесной,
Хоть уклон каменист и крут,
А потом в мастерских совхоза
Парят их, и прямят, и гнут.
Ни вершка не идет в потери —
Каждый ствол для работы гож.
Те, что тоньше, кладут, размерив,
Под зубчатый и круглый нож.
Будто искры, опилки брызжут
Из-под лезвий со всех сторон,
И коленчатых палок лыжных
Мчится к северу эшелон.
Эвкалипты
Там, где мертво молчащие
Топи гибель таят,
Молодые дрожащие
Эвкалипты стоят.
Над болотной трясиною
Посадил их колхоз.
Корень, всосанный тиною,
К твердой почве пророс.
В воду смотрятся светлые
Эвкалиптов стволы,
И струится от веток их
Легкий запах смолы.
Ветер, с моря чуть дующий,
Их дыханье несет
Над туманом, ночующим
В кочках черных болот.
Пусть пока невысокие
Эвкалипты стоят,
Но трясину глубокую,
Возмужав, победят.
Мандарины
И неба синь и синь морской воды…
Тяжелая волна устала колыхаться.
Горячей желтизной округлые плоды
Сверкают сквозь листву и нежно золотятся.
Огнями теплыми сады горят,
Как тысячами солнц осыпанные щедро,
И горьковато-сладкий аромат
Разносится в садах в дыханье слабом ветра.
Не солнце ли само на землю сведено,
Чтоб запахом здесь стать и спелыми плодами?
И гонит сок корней и золотит оно
Веселые сады, что выращены нами.
Лимоны
Деревьев невысоких кроны
Шумят, кудрявые, густые.
В листве их искрятся лимоны,
Как капли солнца золотые.
Лимона ветки — все в иголках
Они уколами встречают.
Но, соревнуясь, комсомолки
Колючих игл не замечают.
С веселой песнею Натела
Ведет подружек за собою.
Она лимон янтарный, спелый
Берет уверенной рукою.
Она работает и шутит,
Блистая лезвиями ножниц,
И пятьдесят плодов в минуту
С ветвей срезает осторожно.
И лезвия звенят, сверкая,
И легкий ветер гладит листья,
И наполняются до края
Корзины золотом душистым.
Чудесные кусты
Промчится шорох быстрый
И лист листу шепнет.
На ветке яркой искрой
Прозолотится плод.
За ним другой и третий —
Как будто елка здесь —
Сверкают в теплом свете,
И сад сверкает весь.
Пройдет садовник важно,
Проверит ровный ряд,
Осмотрит двухэтажный
Необычайный сад.
Тут на кустах чудесных,
Куда ты взгляд ни брось,
Живут два друга тесных,
Но жизнь проводят врозь.
В двух ярусах вершины,
По разный этажам:
На этом — апельсины,
А мандарины — там.
У одного на крыше
Веселое житье
Другой к земле поближе
Завел жилье свое.
И выкрашена крона
В два цвета: лист у ней
Вверху — светлозеленый,
Внизу — листва темней.
На вкус друзья различны,
Различье и в ином:
Один еще коричнев,
Другой горит огнем.
Промчится шорох быстрый,
И лист листу шепнет. Н
а ветке яркой искрой
Прозолотится плод.
Трифолиата
Он юн всегда, приморский сад
Холодною зимой
Деревья листьями шумят,
Все в зелени живой.
Среди деревьев этих есть
Лишь деревцо одно,
Как будто бы чужое здесь, —
Совсем обнажено.
Ему цветущею весной,
Под соловьиный свист,
Оденет ветки молодой,
Тройной узорный лист.
С времен далеких оттого —
Таков ученых суд —
Трифолиатою его,
Трилистником зовут.
А в осень щедрые плоды
Появятся на нем:
Как мандарин, круглы, желты,
Горят они огнем.
Они приковывают взгляд,
Но горше нет плодов!
Зачем же люди их растят
В тени своих садов?
У деревца в колючках ствол,
Невысоко оно.
Все ж садовод его нашел
И полюбил давно.
За цвет, за плод, узор листа —
Другим в садах почет.
Но в нем иная красота
К себе людей влечет.
Прекрасна сила деревца!
Ее ты хочешь знать?
Возьми трилистник как отца,
Лимон возьми как мать.
Привей к трилистнику лимон,
Врежь черенок — привой.
К корням отца приросши, он
С морозом вступит в бой.
И, смотришь, деревцо-гибрид —
Вот смысл твоих трудов! —
Зеленокудрое стоит
Зимой среди снегов.
Отец ему дал силу жить
В снега и холода,
А мать — отрадой людям быть
И зеленеть всегда.
Подземный сад
Бескрайна неба бирюза,
И нет субтропикам границы:
Где виноградная лоза —
Там может цитрус золотиться.
Бороться должен пионер
За то, чтоб Север сделать Югом!
Передадим живой пример,
Как эстафету, мы друг другу.
Траншеи выроем в земле,
Посадим там, на дне, лимоны.
Они в уюте и тепле
Поднимут молодые кроны.
Лимоны солнце станет греть,
Лаская их листву лучами,
И соловьи полюбят петь
Над ними майскими ночами.
И руки добрые детей
Траншею бережно укроют,
Когда пронзительней и злей
Ветра осенние завоют.
И будет жить подземный сад,
Плодоносить он щедро будет.
Его весенний аромат
Услышат и сквозь вьюгу люди.
В поход, юннаты!
В поход, юннаты!
Солнце в хате
С утра на стеклах зажжено.
Пусть будет хата зимним садом,
Теплицей — каждое окн