Полностью распустились азалии. Они цветут огромными желто-золотыми гроздьями. Их дурманящий сладкий запах заполняет леса. Гулко барабанит дятел. Торопливо и оглушительно зазывают дождь квакши.
С пронзительным криком: «ки-и-о», «ки-и-о», парят, распластав неподвижные крылья, коршуны. Гудят и звенят черно-желтые мохнатые шмели и гладкие гибкие осы.
В траве шныряют тысячи крохотных изумрудно-зеленых ящериц. В прозрачных затонах проносится стрелой рыбья и лягушиная молодь. Над землей и водой метет буйная метель опадающих белых лепестков.
Олений месяц
Приехал верхом из Даховской в Гузерипль.
Дикие фруктовые деревья в предгорьях усеяны созревшими желтыми грушами и яблоками. В траве золотятся опавшие плоды. На кустах бузины тяжело повисли черные гроздья ягод.
После весеннего бурного паводка Белая кажется сейчас почти неподвижной. Она сильно обмелела, и серые круглые валуны возвышаются над медленно плывущей зелено-черной водой. На берегах и прибрежных мелях громоздятся выбеленные солнцем кряжи и рогатые корни, которые не смогло унести ослабевшее течение.
Форель уже начинает метать икру и поднимается против течения по лесным ручьям и ключам. Говорят, что при этом она переползает пятиметровые перешейки между ручьями и даже пробирается к звериным солонцам.
Гузерипль — пастбище Абаго, 19 сентябряВ четыре часа дня мы вместе с Михаилом Сафоновичем Пономаренко, с которым я ходил в горы зимой, отправились верхом из Гузерипля по маршруту: Гузерипль, пастбище Абаго, Тегеня, Пшекиш, перевал на реке Шише, Чертовы Ворота, Большой Бамбак, перевал Челипсе, Уруштен, перевал Псеашхо, Красная Поляна, снова Псеашхо и Уруштен, Алоус, Умпырь, Карапырь, Псебей, Баговекая, Сахрай, Киша, Гузерипль — добрых триста километров верхом и пешком!..
Идет затяжной дождь. Мокрые деревья черны и неприютны. На фоне окружающей черноты в глазах надолго отпечатывается пронзительно-яркая желтизна каких-то больших грибов.
В лесу сгущаются сумерки. В кронах: буков сквозь непрестанный шорох дождевых капель слышны сосущие цокающие звуки. Это работают полчки.
Едем в сплошном клубящемся облаке. С фуражек и бурок стекают струи воды.
Ночь застает нас в пути на последнем, самом крутом подъеме. В сыром, почти черном тумане со всех сторон доносится приглушенный рев оленей.
Выезжаем на пастбище Абаго. Между пепельно-сизых туч ярко блестят две одинокие звезды. В вершинах пихт кричит сова.
В полночь дождь прекратился. В густом тумане все сильнее ревут олени. Ночуем в старом туристском домике у пылающего костра. Перед рассветом меня разбудил олень. Он был где-то совсем близко, и хриплый голос его сквозь тонкую дощатую стену гремел, как труба. Говорят, что на пастбище давно живет старый рогаль, который привык к людям. Пастухи по утрам и вечерам идут к опушке леса, зовут: «Лешка! Лешка!», и тогда бесшумно появляется олень. Может быть, это он?
Тегеня, 20 сентябряУтро встречает нас белесым туманом и оленьим ревом. Вскоре зачастил мелкий дождик, и все стихло. Но вот опять покатились невесомые шары испарений, и с новой силой ревут олени.
В зеленых кранах кривых тонкоствольных берез горят яркие пятна ранней желтизны. Трава мокрая, вялая, почерневшая. Среди нее стынут озерки мертвой воды.
На Тыбге выпал снег.
Облака давят на горы свинцово-синей грудой. Дымятся ущелья. Вырываясь из их жерл, седые клочья плывут низко, над самой травой через пастбище.
Выезжаем на Тегеня.
У подножья горы Экспедиции слышится близкий голос оленя. Слезаю с коня и, как был в бурке, крадусь на рев. Он раздался снова метрах в пятнадцати: два коротких глухих стона и продолжительная нота, похожая на звук трубы.
За кустом, в высоких папоротниках и овсянице качнулся ветвистый тяжелый рог. Олень прислушивался. Потом он успокоился и затрубил опять. Над травой была видна напряженная рыжевато-бурая шея оленя и благородная голова с большими, отуманенными любовью глазами.
На тропе звякнула уздечкой лошадь. Олень поднял голову на шум, повел ушами и, резко повернувшись, одним скачком ушел в чащу.
Продолжаем путь. Оправа и слева слышен рев. Это кричат олени, идущие на точки́ и еще не нашедшие ланей. Наш олень время от времени снова подает голос, все удаляясь к вершине горы. За ним с предательским карканьем летят сойки, чокает черный дрозд.
Пробираемся сквозь цепкие заросли ожинника и малины к купе кленов, где поставлена ловушка на волков. Как и другие встреченные нами ловушки, она обрушилась под тяжестью медведя, который пробовал сверху добыть приваду.