— Мне. Унтер, тот самый, что зубами в руку впился, так что на помощь звать пришлось. Он бы так и не отпустил, если бы кто-то из наших не саданул его.
— Ты что же, хочешь сказать, что ты не убивал?
— Своей рукой я никогда никого не убил.
— А чужой?
— И чужой. Но я оправданий не ищу. Убивал не убивал, сейчас это все равно.
— Как это все равно?
— Поскольку твоя справедливость не имеет обыкновения утруждать себя выяснением истины и ни для кого не делает различия, меня, который, по-твоему, убивал, ты верно так же осудишь, как и других, про кого точно знаешь, что они курицы пальцем не тронули. Поэтому мне было бы даже легче, если б я был виноват.
Джукан посмотрел на часы: истекло больше десяти минут. Он отпустил Милана, привели Янко. Джукан оглядел его и тряхнул головой, отгоняя внезапно вспыхнувший в нем отголосок сочувствия, спросил:
— Вы за что в Добриловине убили Ёкича Радосава, старика седого?
— За то, что он в прошлую войну был австрийским шпионом.
— Если даже и так, та вина снимается с него за давностью лет.
— Может, та и снимается, но он и в эту войну стал итальянцам прислуживать. Вечно у Ёкичей находится доброхот какой-нибудь по части наушничанья иноземным властям, если таковые появляются, — это у них наследственная болезнь, и, по всей видимости, заразная, поскольку в эту войну она и на другие семьи перекинулась. При турках, говорят…
— В прошлом копаться у нас времени нет, ты мне лучше скажи, за что убили Лазара Томовича… Или вы его сочельника ради вместо дуба под корень подсекли?
— Не ради сочельника, а из-за льотичевской пропаганды и газет.
— Может, и братья Пеёвичи из-за газет головой поплатились?
— Нет, этих какая-то ваша сволочь подвела под монастырь, а наши, скорые на руку, поверили им. Да ты наверняка лучше меня знаешь, кто им эту каверзу подстроил и чье тут было вероломство.
— Умный головой думает, а сила топором машет! А что ж это ты в Боснию со своими не ушел?
— Я пошел, да меня вернули, там в армии и без меня людей хватает.
— Значит, от всех от вас, которые тут оставлены, избавились, как от ненужного груза.
— Вроде того.
— Послушай, а не подумать ли тебе о том, чтобы отречься от той идеологии, которая отреклась от тебя, и заявить во всеуслышание перед народом, что ты обманут, тогда мы могли бы найти какие-то смягчающие обстоятельства и подарить тебе жизнь?
— Нет, даже за жизнь.
— А за жизнь твоих братьев?
— Не могу я своих братьев спасать, как и вашу репутацию, пусть все идет своим чередом.
Джукан велел увести Янко. Несколько секунд он колебался, вызывать ли Ягоша и Джорджие на допрос, и не мог придумать, что бы их спросить. А тут как раз подоспело приказание от Джуришича: довольно расследований!.. Главные преступники признали свою вину, а пособников изобличает уже то, что они взяты с поличным. День короткий, дела не ждут — надо торопиться.
На Гротуле
Во дворе сбились плотной толпой, чтобы лучше расслышать, что скажет Бечир. Он вышел, подбоченясь, на крыльцо, закричал, подавшись вперед:
— Братья поляне, потомки славных жителей пограничных с Тарой земель, вы, чьи храбрые предки героически сражались против турок и против австрияков, вы, кто всегда был достоин своих отцов и сам не жалел своей крови, можете быть совершенно уверены в том, что злейшие ваши враги, которые хуже всяких австрияков и турок, — выгребальщики, ямолазы, лихоимцы, убийцы и разбойники — разбиты, захвачены в плен и связаны и ждут справедливой кары. Я призываю вас сопровождать их до отведенного места и присутствовать при совершении казни, которую они заслужили!
Речь канула в тишину, как камень в глухой омут. Стоят, глазеют, ждут чего-то еще, а Бечир не знает, что прибавить, и не может ничего отнять. Никто не догадался раскрыть пятерню и похлопать как положено или как-то еще выразить одобрение тому, что слышал. Решение, которого люди дожидались, непроходимым комом стало поперек глоток, ударило по мозгам, отняв способность мыслить. Черные врата не кажутся такими страшными, когда они вдали от нас и закрыты, но едва распахнется их зев и оттуда потянет холодом подземных сквозняков, как человек сотрясается от напоминания о своей смертности и о грехе по отношению к ближнему. Так теперь сотрясались и поляне — они догадались, что перегнули палку. А кроме того, досадно им было, что дело выхватили у них из рук, и теперь это уж не их дело, не их расплата. Между ними и связанными встала третья сила, — как всегда, чужаки, пришельцы — и все перетасовали, извратили и испортили…