— Какие четники? — кричит Марко.
— Из Загорья, братишка, — говорит Неджо, — открой, ты меня знаешь.
— Я всех четников в Загорье знаю, ты кто?
Поскольку деваться некуда, Неджо прокашлялся и признался вполголоса:
— Партизан я, ей-богу.
Однако и этого моему дядьке мало, прорезался у него аппетит на вопросы, любопытство так и распирает:
— Какой еще партизан?
— Неделько Бошкович из Куджевины, — говорит Неджо, надеясь, что этого будет достаточно.
— Чего тебе?
— Живот надорвал, — говорит Неджо, снижая тон: про его болезнь и так говорят, — пришел к твоей жене, пусть вылечит.
— Ты один? — спрашивает Марко, желая выведать, нет ли с ним компании и что это за люди.
— Один, — говорит Неджо, меня поминать не решается.
Тут дает о себе знать тетка Плана, но и она ничуть не любезнее:
— Что ты здесь сказки рассказываешь! Если б ты живот надорвал, то прийти не смог бы, значит, врешь, а раз так, проваливай!
— Не вру я, люди, откройте, помогите!
— Еще как врешь, бог тому свидетель, да и неизвестно, чей ты, то с четниками, то с партизанами. Ступай своей дорогой, — говорит Марко.
— Заплатишь ты мне за это, — грозит Неджо.
— Иди, иди, ладно, я заплачу!
Так и возвращаемся ни с чем. Неджо дорогой стонет, то и дело останавливается, руками за живот хватается. Мне жаль его, вижу, страдает человек, но больше ему не верю, не позволяю идти сзади. Никак не выходят из головы слова тетки Планы: другая болезнь его мучит, а не та, на которую жалуется… Возле пустой хижины пастухов Неджо совсем обессилел, не может дальше идти, останется тут, говорит, душу богу отдать…
— Подожди, — стонет он, — закроешь мне глаза, когда умру.
— От этой болезни не умирают, — успокаиваю его, — отдохни малость и приходи.
С тем и оставил его. О задании я ничего не знал, как не знал, что Неджо вызвался в нем добровольно участвовать и что ему известно место сбора. Знай я это, может, и догадался бы, какая подлая мыслишка родилась в его уме, и остался бы, чтобы помешать ему. Хотя, как знать, человек легковерен от природы и порой не в состоянии связать воедино даже очевидные вещи. И назавтра, когда вместе с братьями Радовичами я шел на Черную речку и рассказывал, как водил Неджо к знахарке, ни им, ни мне в голову не пришло установить какую-то взаимосвязь между кажущейся болезнью Неджо и вылазкой, к которой мы готовились. Поскольку и раньше случалось, что кто-нибудь из добровольцев начинал колебаться, «заболевал» перед заданием, отказывался, чтобы участием в следующей операции снять с себя всякие подозрения товарищей, то никому из нас не хотелось заранее осуждать его. У мельницы собрались четверо Радовичей, трое Бакичей, Панто, Ноко, Ракич и я, не было лишь Старика и Неджо.
— Неджо ждать не будем, — говорит Веко. — Он заболел и наверняка попал в плен, пока сидел в чьей-то избушке.
— Коли так, — говорит Панто, — лучше нам рассредоточиться, ведь Неджо может выдать, где мы и что задумали.
Этим все было сказано, однако не возымело действия. Нужно было тотчас разойтись, но мы не торопились, каждый стремился подольше побыть с товарищами, поговорить, послушать, не хотелось снова оставаться в одиночестве. К тому же была причина: мы ждали Старика, а он засиделся у одной вдовы, наверстывая упущенное в молодости… Хотя, как оказалось, его опоздание было нашим спасением, иначе мы добрались бы до Тары и угодили в засаду, так устроенную, что никому из нас не унести бы оттуда головы.
Чтобы скоротать время, Веко решил побриться. На бугорке возле ключа рос бук, три ствола его тянулись вверх из одного корневища. Веко уселся между стволами, прислонил к одному из них голову и заснул, уставший после бессонной ночи. Проснуться ему было не суждено, его сразила четницкая пуля из первой же выстрелившей винтовки. Смерть и здесь вела себя, как волк, попавший в овечий гурт, — тот никогда не хватает среднюю овцу, бросается на самую лучшую или самую паршивую. На сей раз выбор пал на лучшего.
Потом выяснилось, как все произошло. Неджо не попал в плен, а явился сам, рассказал, где мы должны встретиться и какую операцию провести. Вначале засада была поставлена на Таре, готовились встретить нас там. Когда ждать надоело, решили сами разыскать нас, и это им удалось. Разделившись на две группы, чтобы взять нас в клещи, они подобрались снизу и сверху по склону. Нижние узнали в бинокли Веко и застрелили его. Верхние забросали нас гранатами, ранили двоих Бакичей и Панто — у него рана была легкой. Однако перестарались: густой дым разрывов многочисленных гранат стал для нас спасительным — на поле боя мы не оставили ни раненых, ни оружия. С тех пор Неджо чурался нас как черт ладана. В отличие от других, ему подобных, он даже не пытался оправдаться, знал, было бы напрасно. Мы слышали, что его еще раз засылали с таким же заданием: связали за спиной руки, отвели в Колашин, бросили в тюрьму, приказали охране ругать его, издеваться, чтобы он смог войти в доверие к заключенным, проникнуть в их организацию, если таковая имеется. Неджо провел в тюрьме дней десять, пока наконец не поняли, что зря мучают его — дурная слава Неджо докатилась даже туда, и люди отвернулись от этого человека.