Абда прислушивался, блаженно улыбаясь, пока появление служанки с лестницей не нарушило очарования.
Взяв лестницу, он приставил ее к стене и полез по перекладинам, спрашивая себя, почему Санния именно сейчас стала играть на рояле? Уж не потому ли, что он здесь? Или это случайность? А может быть, она всегда играет в это время?
И Абда стал придумывать всевозможные аргументы, чтобы опровергнуть последние предположения и обосновать первое. Да, когда она узнала, что он находится в квартире… Все указывает на это!
Вошла Заннуба, чтобы спросить, не нужно ли ему еще чего-нибудь, и посмотреть, как идет работа. В эту минуту рояль умолк, и насторожившийся Абда услышал за полуоткрытой дверью шелест платья и нежный, тихий шепот:
— Тетя!.. А, тетя…
Заннуба направилась к двери, но не успела до нее дойти, как тот же голос ясно и отчетливо произнес:
— Что принести Абде-беку — кофе или шербету?
Заннуба остановилась и обернулась к Абде.
— Санния-ханум спрашивает, что ты будешь пить, кофе или шербет?
Абда прекрасно расслышал слова Саннии, и Заннубе незачем было их повторять. Возможно, она это сделала, чтобы подольститься к нему.
Услыхав, что Заннуба назвала Абде ее имя, Санния тихонько засмеялась и с деланным смущением проговорила:
— Тетя… Как тебе не стыдно!
Прежде чем Абда успел ответить, девушка отскочила от двери и скрылась. Вдали мелькнуло ее платье фисташкового цвета, и Абде показалось, что все мгновенно окрасилось в этот восхитительный цвет.
Очнулся он от нахлынувших на него грез, только услышав голос Мухсина, который вышел из гостиной и небрежно спросил Заннубу, починен ли уже провод. Удивленный Абда мрачно посмотрел на него.
— А ты что здесь делаешь? — холодно и резко спросил он.
— Урок! — отрывисто бросил Мухсин.
— Какой урок?
— Урок игры на рояле.
Абда помрачнел. Впечатление от только что промелькнувшего сладостного мига, от музыки, звука нежного голоса, прошептавшего его имя и предложившего угощение, было испорчено.
Он нахмурился и хотел что-то ответить, но вдруг снова послышался тихий шорох и за дверью опять мелькнуло обольстительное зеленое платье. Зазвучал нежный, мягкий, кокетливый голосок:
— Мухсин! Куда ты ушел? Почему ты сбежал с урока?
— Я здесь, Санния-ханум, сейчас приду! — ответил Мухсин, направляясь к двери. Он обернулся к Абде и сказал насмешливо и злорадно:
— Смотри почини как следует! И берегись, как бы тебя не ударило током.
Абда метнул на него с лестницы яростный взгляд, но Мухсин уже скрылся за дверью. Разгневанный Абда снова услышал звуки рояля. Чувствовалось, что за инструментом зрелый пианист. Абда внимательно прислушивался. Внезапно нежные мелодичные звуки оборвались и вместо них раздались отрывистые и робкие. Так мог играть только начинающий ученик. Через мгновение Абда услышал легкий шелест одежды и разглядел через неплотно прикрытую дверь то же зеленое платье. Он застыл, устремив взгляд на дверь и вдруг что-то ударило его, словно он дотронулся до оголенного электрического провода. Сердце его встрепенулось и бешено забилось: его глаза встретились со взглядом черных глаз, прекраснее которых он никогда не видел.
Платье прошелестело еще раз, что-то неописуемо прекрасное мелькнуло перед очарованными глазами Абды и скрылось.
Придя в себя, счастливый, опьяненный успехом, Абда задумался над тем, почему Санния так часто проходит мимо. Не нарочно ли она это делает?
Его лицо и глаза сияли, он был полон необычайной энергии. Подняв лестницу, Абда переставил ее на другое место и прямо взлетел по ней, подобно сердцу, стремящемуся навстречу любви.
Глава тринадцатая
Абда вернулся домой перед заходом солнца, провозившись с работой у соседей как можно дольше. Увидев его, остальные члены семьи были крайне удивлены. Таким кротким, любезным и веселым они его никогда не видели. Он расхаживал по комнатам и ласково шутил с Ханфи-эфенди, стараясь отвлечь брата от его тетрадок и поболтать с ним. Но у Ханфи он успеха не имел.
Тогда Абда обратил свое внимание на Мабрука и начал над ним подтрунивать, вспоминая его очки, купленные на деньги, отпущенные на хозяйство. Селим, принужденно улыбаясь, делал вид, что погружен в чтение. Чтобы заставить его вступить в беседу, Абда вырвал у него из рук газету. Но Селим холодно посмотрел на него, поднял ее и, пожав плечами, пробормотал: