Потом он вернулся в холодные даже летом и с каждым днем все более пустевшие переходы Крепости.
При мысли, что и Морель уехал, душевная рана от перенесенной несправедливости неожиданно вновь открылась и заныла. Джованни отправился на поиски Ортица и увидел его на выходе из кабинета с пачкой бумаг.
— Здравствуйте, господин майор, — сказал он, идя рядом.
— Здравствуйте, Дрого, — ответил Ортиц, останавливаясь. — Что нового? Могу я быть вам чем-нибудь полезен?
Дрого действительно хотел спросить Ортица об одной вещи. Дело было простое, совершенно неспешное, и все-таки уже несколько дней оно не давало ему покоя.
— Простите, господин майор, — сказал он, — помните, когда я прибыл в Крепость, это было четыре с половиной года назад, майор Матти сказал мне, что здесь остаются служить только добровольно? Что, если кто-то хочет уехать, он может это сделать совершенно свободно? Помните, я вам об этом рассказывал? По словам Матти выходило, что мне надлежит только пройти медицинский осмотр — просто так, чтобы иметь формальный предлог, разве что, сказал он, это может вызвать некоторое неудовольствие полковника.
— Да-да, что-то такое смутно припоминаю, — ответил Ортиц с чуть заметным раздражением. — Но, простите, дорогой Дрого, сейчас мне…
— Минутку, господин майор… Помните, чтобы не причинять никому неудобства, я согласился остаться здесь на четыре месяца? Но если бы я все-таки захотел, то мог бы уехать, правда?
— Я понимаю вас, Дрого, дружище, — сказал Ортиц, — но вы ведь не один такой…
— Выходит, — запальчиво перебил его Джованни, — выходит, все это были просто отговорки? Выходит, неправда, что если бы я захотел, то мог бы уехать? И в этом меня убеждали только для того, чтобы я вел себя смирно?
— О нет! — воскликнул майор. — Я не думаю… Выбросьте это из головы!
— Не кривите душой, господин майор, неужели вы и впрямь верите, что Матти говорил тогда правду?
— Да ведь и со мной было примерно так… — уставившись в пол, сказал Ортиц смущенно. — Я тоже мечтал о блестящей карьере…
Они стояли в одном из длинных коридоров, и их голоса гулко и печально отражались от голых стен.
— Стало быть, неправда, что всех офицеров назначали сюда только по их личной просьбе? Всех, как и меня, заставили остаться здесь, ведь так?
Ортиц молчал, ковыряя концом сабли в щели каменного пола.
— А те, кто остались якобы по собственному желанию, выходит, обманывали меня? — допытывался Дрого. — Почему же ни у кого не хватило мужества сказать правду?
— Да нет, думаю, все не совсем так, — ответил Ортиц. — Кое-кто действительно остался по своей воле. Немногие, согласен, и тем не менее…
— Кто? Скажите же, кто именно?! — выпалил Дрого, но мгновенно спохватился: — Ой, простите, господин майор, я ведь совсем не вас имел в виду, иногда слова сами срываются…
Ортиц улыбнулся.
— Да и я ведь не о себе говорил. Если уж на то пошло, я тоже остался здесь по обязанности!
Они двинулись бок о бок по коридору мимо узких, забранных решеткой окон, за которыми виднелся пустынный плац перед Крепостью, горы с южной стороны и облачка пара — теплое дыхание долины.
— Так что ж, выходит, — заговорил Дрого после непродолжительного молчания, — все эти страсти, эти слухи о татарских ордах… в них никто, значит, и не верил?
— Еще как верили! — сказал Ортиц. — Верили. Действительно…
Дрого покачал головой.
— Ничего не понимаю, честное…
— Ну что я могу вам сказать? — перебил его майор. — Все это не так просто… Здесь, наверху, люди живут почти как в ссылке. Нужна же какая-то отдушина, люди должны на что-то надеяться. Кому-то первому взбрело это в голову, потом пошли разговоры о татарских ордах, разве теперь узнаешь, кто именно пустил слух?..
— Может, дело в самой местности? — размышлял Дрого. — Ведь как поглядишь на эту пустыню…
— Да уж, местность, действительно… Пустыня, туманная дымка вдали… Местность располагает. — Подумав немного, он заговорил снова, как бы отвечая самому себе: — Татары… да уж, татары… Сначала, конечно, это казалось глупостью, а потом все поверили, во всяком случае, многие.
— Но вы, господин майор, простите, вы-то…
— Я — другое дело, — проговорил Ортиц. — Я принадлежу к старшему поколению, у меня нет никаких честолюбивых помыслов о карьере, меня устраивает такое спокойное место… А вот у вас, лейтенант, у вас еще вся жизнь впереди. Через год — ну максимум через полтора — вас переведут…
— Вон он, Морель, счастливчик! — воскликнул Дрого, останавливаясь перед одним из окошек.