ак сильно пахнет лавандой. Отслойка сетчатки, говорят. Он и всегда-то был близорук, глаза навыкате. И богат, и на весь мир знаменит, а что толку? Клоуну, пожалуй, еще трудней приходится, чем нашему брату, сказала бы я. Ну ладно, он тогда, видимо, где-то тут был, неподалеку, может, с цирком Паппенгейма, откуда мне знать, вот и принял приглашение на этот вечер, на праздник. Вся компания вообразила, что он явится в своем клоунском костюме, со скрипкой и со своим уморительным саквояжем. Он на нем как на гармонике играл, в прежнее время такие саквояжи называли «гладстонова сумка». Но вы только послушайте, дети! Хозяин решил: почему только один клоун? Почему не два? Ведь это же что-то небывалое. Пусть уж потеха будет на славу. Сосчитал он очень просто, как его учили: два — значит двойная забава. Любая счетная машина выдала бы тот же результат. Разве объяснишь такому человеку, что из его затеи ничего не выйдет? Ничего, и все тут. Да, так сказать, один пшик! Кто знает почему, но два клоуна взаимно уничтожаются. Может, ты это лучше выразишь, детка, или вот твой молодой человек? Вы же оба учились. Короче говоря, твоего папу тоже пригласили, или ангажировали. Ну-ну, не хмурься, только морщины наживешь. Ясно, твой папа совсем не то, что люди себе представляют, вспоминая клоуна, он не из тех, кто как заведенный о собственные ноги спотыкается, кому вечно не везет и кто себя скрипочкой утешает, так что поневоле слезу пустишь, словом, не из тех, кто проделывает все, чего от него ожидают. У твоего отца не та фигура, он слишком худ, высок и благороден, а потому и стал чем-то вроде Чемберлена. Это-то я лучше тебя знаю, детка, тебя в ту пору еще на свете не было. Твой отец все очень разумно рассудил. Он сказал себе: клоунов хватает, и куда лучших, Чаплин к примеру, вовсе не к чему им подражать, да и подражай не подражай — ничего из этого не выйдет. Он приклеил себе усики и стал англичанином. Так ведь и это не вдруг, бог мой, такие вещи с ходу не делают. И несмотря ни на что, он все-таки клоун, детка, и я в толк не возьму, отчего ты отказываешься это признать. Это же высшая похвала, с какой женщина может отозваться о мужчине. Женщины на него, понятно, злятся, это яснее ясного, его к рукам не приберешь, как других прочих. Так именно за это, в том-то и соль, и никакие затасканные уловки тут не вывезут, принимайте его таким, как он есть, и шапки долой! И ты, детка, с твоим крутым лобиком поймешь это в один прекрасный день. Истинного клоуна тебе при всем твоем уме с ног не сбить, только сама нос расквасишь. Твой папа все хотел вернуть меня на сцену, не раз со мной об этом заговаривал. Но у меня нет охоты, с меня и здешнего цирка хватает. Он представлял себе этакую женщину-д'Артеза, нет, не вместе с ним, боже упаси! Это чтобы старуха, да по сцене туда-сюда шныряла, что-то выкомаривала благородным манером и, конечно же, не раскрывая рта? Как он в своих пантомимах? Нет, тут он допустил логическую ошибку, ты уж на меня не обижайся. Я ему это растолковала, и он наверняка все понял. Мужчине верят, когда он молчит, и даже больше верят, чем когда он разглагольствует. Но женщине приходится иначе управляться, ей надо болтать, иначе какая же она женщина? Ну а болтаю я тут сколько душе угодно, для этого мне сцена не нужна. Ты и понятия не имеешь, сколько мне приходится болтать, и все одно и то же, одно и то же, но именно это и требуется. Если я разложу тебе карты или гляну на правую ладошку, так то же самое скажу, что уже раз сто другим повторяла. А большего в нашем деле и не нужно. Я, впрочем, не думаю, что твой отец был знаком с этим Вуцем. Возможно, он видел его как-нибудь на сцене или на манеже, но лично они знакомы не были. Настоящее имя этого Вуца было Чарльз Мейер, надо же, именно Мейер, а может быть, и через «ай», почем я знаю, ровно кто нарочно подшутил. У этой братии, видимо, все обращается в шутку, даже когда они и не помышляют о том. Вот так, а там, глядишь, на тебя сваливается отслойка сетчатки. Понятно, уже задолго до приема пошли слухи, что на вилле готовится что-то особенное. Два клоуна и тому подобное, приглашенные заранее, облизывались. Какая разница, детка, назовешь ты их клоунами или еще как-нибудь. У тебя есть название получше? Ну, вот видишь! Это так же, как с ангелами. Да-да, молодой человек, с ангелами! Ну, не представляйтесь наивным. Понятно, в ваших книжках об этом ни словечка не найти, но они существуют, поверьте старой женщине. По Курфюрстендамму не разгуливают, крыльев у них тоже нет, и не про них говорится в Библии — ну, да в Библии все вздор. Но они существуют, и даже в вашем Франкфурте. А если вы их еще не приметили, так мне вас просто жаль. И ангелов мне жаль. Но, как я уже сказала, наименование это, хоть и неточное, зато звучит хорошо, а раз так, зачем какое-то другое придумывать? Знал ли твой отец, что Вуц тоже пожалует на прием, я сказать не берусь. Не берусь также сказать, знал ли Вуц о твоем отце. А знали бы, согласились бы прийти? Или постарались уклониться? Если б знать! Понятное дело, я, женщина любопытная, спросила его как-то: «Скажи-ка, Эрнст, вы что, заранее столковались?» Не принимай, детка, близко к сердцу, что я зову его Эрнстом. Это ровно ничего не значит, выброси раз навсегда эти мысли из головы! В театре все друг с другом на «ты», таков обычай. Неужто мне его д'Артезом называть? Это же курам на смех! Что ж, я, как всегда, никакого толкового ответа от этого хитрюги не получила. Да ведь и я не даю толковых ответов, черта с два! На что людям толковые ответы, когда они сидят передо мной, ждут своего счастья и только что не обмочатся со страху. Так вот что твой отец ответил: «Об этом вовсе нет надобности сговариваться, ситуацию сразу понимаешь и по мере сил стараешься удержаться на высоте положения». Н-да, что и говорить, разочарование этих господ было полное. Сижу я вся в локончиках и блестках. Для меня клетушку какую-то в порядок привели, повсюду знаки зодиака развесили и все прочее, что полагается. Дамы уже в очередь выстроились. «Ах, милая моя, этого я вам в присутствии всех никак, никак сказать не могу». Если еще скорчить озабоченное лицо, ничего не стоит смутить ее до слез. Вы бы только поглядели, как они трусили к буфету и хлестали там шампанское. Но внезапно возникла какая-то пауза, и тут я увидела моего дорогого Эрнста — извини, детка, — и тут я увидела, что идет твои отец, хозяин дома бросается ему навстречу поздороваться, представляет супруге, Эрнст целует ей ручку, все как полагается. Понятно, он в цивильном, то есть без своих глупейших усиков, остальное, помнится, как обычно: брюки в полоску, темная визитка и серый галстук. Уже по тому, что он явился без усиков, они могли бы понять, что он в цивильном, но люди они дубоватые. Не знаю, право, сговорились эти господа, что ли, надеясь позабавиться, но сама мадам и гости вокруг нее среди них оказался даже репортер, чтобы все потом в газету попало, — так вот, все это полчище, точно случайно, движется в мою сторону, а твой отец делает вид, будто ничего не замечает, болтает с мадам и остальными. Ах, какой прекрасный праздник! Какое счастье, что погода удержалась. Скажите, сударыня, откуда у вас это восхитительное платье? Наверняка не здешнего происхождения. Твой отец это умеет. Так вот, подходят они ко мне, и мадам, словно бы невзначай, спрашивает Эрнста: а не желаете ли узнать, что ждет вас в будущем? Все затаили дыхание, ну, решила я, отрабатывай свои денежки! Изобразила на лице испуг и воздела руки, точно заранее отказываюсь — ведь эти люди, пока палку не перегнешь, не поймут что к чему — и говорю: скорее этот господин мне будущее предскажет, чем я ему. Вы бы видели, как они насторожились, с каким нетерпением ждали, что же тут разыграется. Репортер позже слово в слово все в газете напечатал. Твой отец, понятно, вступает в игру. Я протягиваю ему руку, он берет ее, внимательно разглядывает и, обернувшись к мадам, говорит: видите линию, ей нет конца. И хоть немало на свете глупостей, будущему нет конца. Какая честь встретить на вашем летнем празднике счастливого человека. Как мне вас благодарить, милостивая государыня? Все только рты разинули, чтобы сие откровение проглотить, а тут и второй акт начался. Хозяин подводит к ним невысокого господина в синем костюме. Толстенький такой, на голове не сказать чтобы много волос осталось, а на носу очки в золотой оправе. Подходит он быстро, часто перебирает ногами. Я приняла бы его за представителя какой-нибудь иностранной фирмы, за весьма сведущего в своем деле человека. Хозяин представляет его супруге и остальным дамам, а затем и твоему отцу. Господин Наземан! Господин Мейер! Очень приятно. Enchanté de vous voir