— Привет вам, друзья, — произнес Прометей, — вот вы и с нами! — Руки у него дрожали, когда он воздел их, дабы произнести нечто особо торжественное, но голос его, взвившись до торжественно высокой ноты, вдруг сорвался. Счастье захлестнуло его, и он едва не задохнулся.
— Ну, а дальше что? — нетерпеливо спрашивал Гермес. — Здесь эти созданья хватит солнечный удар!
Мужчина и женщина лежали в изнеможении и легонько постанывали. Казалось, испуг они копят теперь внутри. Амалфея мелкими шажками подошла поближе. Любопытство в ней пересилило страх, а когда она услыхала, как эти двое похныкивают, ее растрогала их беспомощность. Ведь в известной степени это были и ее дети тоже. Как могла нежнее, она принялась своим длинным языком лизать ухо тому из двух, кто выглядел более запуганным. Это был мужчина, от щекотки плач его перешел в смех, но потом он снова испуганно вскрикнул, и все эти звуки слились в устрашающий вой. Вой этот испугал его еще пуще. Вне себя от страха, он заколотил руками и ногами и стукнул Амалфею по носу, а поскольку руки от лица он отнял, глаза его открылись, и, увидев прямо над собой рогатую морду, он из последних сил ударил еще раз и упал без чувств.
Для добрейшей козы это было уж слишком.
— Они неблагодарные, — возмущенно сказала она. — Не умеют себя вести! Мее-мее! Нее-нее! Ничего путного из них не выйдет!
У Гермеса были свои, еще более серьезные сомнения.
— Как ты их доставишь на свой Южный остров? — спросил он Прометея. — Обоих сразу тебе не дотащить, я видел, с каким трудом ты нес козу. А понесешь одного — другой удерет в пустыню или сюда явится лев и сожрет его.
Прометей и сам уже со страхом об этом думал. Малыш был прав: обоих сразу ему, Прометею, ни за что не унести, да еще на далекий остров, который к тому же сначала надо найти! Не так заботила его тяжесть ноши, как то, что каждого придется крепко держать руками, а чем же он тогда будет махать? Одной рукой и одной ногой в случае чего можно еще обойтись, но одни только ноги в воздушном море его не удержат. Оставаться здесь опять же нельзя, ни пищи нет, ни воды, ни крова, да еще Амалфея начала хныкать, что ей пора возвращаться к ее деткам.
Без помощи друга все так или иначе пойдет насмарку!
— Дорогой Гермес, — начал свою просьбу Прометей, но Гермес решительно мотал головой.
— Самое время мне отправляться в путь, — проговорил он, — моя родня уже вся собралась вокруг золотого дома. Час невероятно благоприятный, я не могу себе позволить его пропустить.
— Милый, любезный, разлюбезный Гермес…
— Можешь обещать мне, что хочешь, это просто невозможно. Пришел мой час, тут уж ничего не поделаешь. Прощайте!
И Гермес взял свой посох, чтобы продолжать путь на Олимп. Тут у Прометея во второй раз пресекся голос, на глаза навернулись слезы, и, когда это увидела Амалфея, она тоже зарыдала.
Слезы ее капали мужчине на лицо, теперь казалось, что и он плачет.
Тогда у Гермеса тоже запершило в горле, но он затряс головой.
— Это невозможно, — печально сказал он. — Невозможно, просто невозможно!
С состраданием взглянул он на Прометеевых детищ. Мужчина, окропленный слезами, лежал неподвижно, и только тихо вздымавшаяся и опускавшаяся грудь да мелкие пузырьки слюны свидетельствовали о том, что он жив. Женщину с той минуты, как взвыл ее спутник, словно трясла лихорадка; раскрыв рот, она беспрестанно испускала протяжные стоны, на очень высокой ноте, а ее полные губы вздрагивали, будто пытались выговорить слова, но от ужаса не могли этого сделать.
Прометей был больше не в силах просить. Подавив слезы, стоял он перед мальчиком, готовым отправиться в путь, и с безмолвной мольбой указывал рукою на беззащитные существа, чья жизнь, едва возникнув, оказалась уже под угрозой.
Гермес в нерешительности медлил, его детский лоб от виска до виска прорезала глубокая морщина.
— Ладно, — сказал он наконец, — есть только одна возможность: отнести их на остров Крит. Это мне как раз по пути.
— Но Артемида мне запрети…
— Вот еще вздор, Артемида! — сердито воскликнул Гермес. — Какой ты, в самом деле, честный простак! У тебя есть батюшкино разрешение выбрать себе любую местность, вот и выбери Крит! Царское слово рождает зло, но может родить и добро! Итак, на Крит! В путь, в путь!
Он вытянулся, став юношей, поднял женщину и, словно цепь, накинул себе на шею, сжав ей, как замком цепи, запястья и лодыжки.
— Пошли! — приказал он и всадил посох в песок.