— Сильнее Зевса!
— Моя Диона!
— Мой кукушонок!
— Диона!
— Кукушонок!
Ее голос был почти неслышен. Сон, обернувшийся козодоем, прислушался к зову кукушечьей самки под золотыми покровами; и лишь только Зевс опустился на цветочный ковер, Сон проскользнул под завесу — там, где ее отогнул брошенный Зевсом пояс.
Заснул кукушонок; Гера поднялась.
Покровы, покинутые Герой, остались золотыми, но золота не прибывало над цветущим лугом — наоборот, купол неба потемнел, наполняясь дождем.
Поэт вещает, что Сон, посыльный Геры, отправился к Посейдону, призывая того на борьбу; находятся, однако, такие, что оспаривают эту версию, утверждая, будто Сон — Маковый Глаз не мог нести подобную службу. Но было так, как оно было: явился Посейдон, выбросившись в бурном потоке на горящие корабли, и его призыв к штурму разбудил в Патрокле, по-ястребиному отважном, Ахиллесовом любимце, непреодолимую жажду победы. Как это происходило в подробностях, что раньше, что позже, да еще всякие второстепенные обстоятельства — это долгая история, и рассказывают ее по-разному. Однако вот что нам известно доподлинно: Патрокл, как и все мирмидонцы, подчиняясь обидевшемуся на Агамемнона Ахиллесу, до сих пор не вступал в борьбу. Теперь он внезапно возник на поле битвы и отогнал троянцев. Потом он пал, — пал от руки Гектора.
Когда Зевс пробудился, уже настал вечер, Гера спокойно лежала рядом, а греки тем временем приступом брали город, карабкаясь на стены.
Что было дальше, доскажем в двух словах: Зевс в дикой ярости, понятной любому мужчине, разрушившему собственные планы, угрожал наказать Геру так, как еще никогда не доводилось, но супруга сумела выйти из положения, напомнив, что она сообщила ему, как и полагается жене, о своих намерениях, о том, куда путь держит, и по его, Зевса, требованию уклонилась от курса, послушная его воле. Разве можно его ослушаться? Да, все так и было, пришлось согласиться Зевсу. А греки уже укрепляли на стенах Трои веревочные лестницы. Зевс пуганул их, изрыгнув молнию.
Потом громовержец отправился к ужасным сестрам, мойрам, что обитают среди холодных звезд, — молчаливые, угрюмые, обо всем на свете помнящие.
День истек, сказали они, указывая на поле боя, где в свете кочующих факелов покачивалось тело отважного Патрокла на плечах печальных воинов. Слова излишни: что это, стечение ли обстоятельств, случайность? Было так: погиб Патрокл, Ахиллес явился на поле брани, чтоб уничтожить Гектора, убившего его любимца; и Ахиллес пронзил копьем Гектора; а смерть Гектора означала падение Трои. Исход предрешен. Обжалованию не подлежит. Ведь даже власть могущественнейших не всесильна: и они, подобно паукам, запутываются в сетях собственных планов и замышлений.
Потом, вернувшись на Олимп, Зевс-вседержитель созвал всех богов, вплоть до русалок и нимф, и даже падшие и призраки слушали его речь. То была его воля, провозгласил Зевс, что битва длилась столь долго, но все же не дольше, чем потребовалось, чтоб увенчать славой достойнейших: Ахилла и Гектора. На то была его воля, что победило войско достойнейших — в силу закона мойр. И он взял золотые весы, и положил на одну чашу судьбу морского народа, а на другую — судьбу азиатского города. Так была решена участь Трои. Гера смиренно склонила голову. Она сидела рядом с Зевсом у золотого стола. Боги покорились.
И было так, потому что на то была его воля.
Перевод И.Кивель
НЕФЕЛА
Нефела — это та, которую сотворили для Иксиона, разделившего с ней ложе, а Иксион — это тот, кто дерзнул домогаться любви Геры, супруги Зевса. Его история окончена; история Нефелы не окончится никогда.
Иксион был царь лапифов, дикого, стихийного народа на северо-востоке Фессалии, который вел беспрерывные оборонительные войны с соседними, к югу от него, племенами. Прародителем Иксиона был бог войны Арес, отцом его — царь Флегий, тот самый нечестивец, который сжег святилище Аполлона в Дельфах. «Флегий» означает «полыхающий», и старик оправдывал свое имя: лютовал над врагами, опустошал их земли, и его жестокий нрав, который он унаследовал от Ареса, перекинулся, подобно неистовому желтому пламени, на его отпрыска Иксиона.
Однажды, когда Иксион преследовал шайку разбойников в землях одного отдаленного горного царства размером не шире и не длиннее долины, ему случилось увидеть Дию, дочь царя Деионея, «ту, что с неба», как подсказывало ее имя. И она увидела Иксиона, когда в полдень, за ивами, мыла свое стройное тело под серебряными струями дождя, словно явившись из облака. Она мылась себе, словно бы ей и дела не было до того, что кто-то мог глядеть на нее, а потом скрылась во дворце. Вечером, перед трапезой, Иксион снова увидел ее — в одеждах из белоснежной пены облака, над которой чернели как ночь волосы и глаза. Иксион схватил ее за руку; она засмеялась. «0 ты, что с неба», — сказал он, и она засмеялась в ответ: «Ах, меня только так зовут!»