Он никогда не признался бы в этом, и не солгал бы: ведь то, по чему он томился, были эта грудь и эти уста.
Он поведал Гере о своей страсти. Она молча выслушала его признания и все рассказала Зевсу.
Тот уже знал.
В этот день была сотворена Нефела, вопреки воле Геры. Ей противен обман, говорила она; ей претит сама мысль о том, чтобы на Олимпе своевольно двигалось существо, подобное ей, Гере; она грозилась навсегда покинуть дворец. Зевс, однако, настоял на своем. Он взял немного вещества, из которого состоят облака, — этой материи прелестной видимости и прикрытия всякого облика, и вылепил из него образ, во всем сходный с Герой: этот рост, эту грудь, эту голову, эти руки, даже эту стать, эту поступь и это дыхание — все как у Геры, только что это была не сама Гера. Увидев Нефелу, она крикнула в возмущении: Зевс, мол, уподобил ее гулящей девке, на потребу последнему батраку, если б такой пришелся по нраву этому призраку.
Зевс засмеялся: «Я же знаю твою верность!»
Ей послышалась насмешка в этих словах, и она почувствовала, что он полон ненависти, которая всякий раз обнаруживала его бессилие; Зевс насмехался над верностью Геры, которая была ее бытием, но отнюдь не его, однако именно это делало возможным и его бытие. Так насмехается огонь над поленом, которое питает его. Она не могла иначе, он знал это; то было не принуждение, не страх — не они двигали ею, и, следовательно, он оставался в ней уверен, условие его свободы, которую он, всевластный, устанавливающий и отменяющий порядок по собственному усмотрению, поскольку его закон не связывает его самого, оставлял за собой даже в браке. Он карал за клятвопреступление и сам приносил ложные клятвы; он карал за нарушение верности и насмехался над сохранением верности, если она касалась его самого. Когда-то он домогался любви Геры, она владычествовала тогда над Аргосом и Критом; она сидела на троне, а он лежал у ее ног; в ту бытность она признала в нем Единственного, с кем она только и могла быть самой собой, равно как и он с ней был самим собой, но непостижимым для нее образом. Это уже потом он сковал ее цепями и повесил над Тартаром, привязав к ступням наковальни.
То и другое было в прошлом; ныне — насмешка и ненависть, перемешанные с хитростью.
Гера не желала больше смотреть на Нефелу, это свое до смешного бесстыдное зеркальное отражение, — существо, которое сотворили для того, чтобы осуществилось что-то, чего Гера никогда не смогла бы сделать, хотя и чувствовала порой тайный соблазн, как влечение бездны. Теперь эта бездна разверзлась, приняв обличье Нефелы. Если бы не Зевс, стоявший между ними, она бы набросилась на ту, что казалась Герой, не будучи Герой, и (созданная, чтобы жить смертоносными желаниями Геры) была ничто против Геры и все же больше, чем она.
— Это будет позором для меня, если он сойдется с ней, хотя она всего только мое подобие, — сказала она после некоторого раздумья, — а мой позор падет и на твою голову. — Сказала в надежде урезонить его; и Зевс как будто внял ей — насторожился, но потом вдруг рассмеялся: он почувствовал ревность в словах Геры, какой она послышалась ему, — ревность неосознанной зависти, и сказал, небрежно кивнув на Нефелу: уж не эта ли, только что сотворенная тучка, может лишить его чести, что — он вдруг стал серьезным — неподвластно даже мстительным сестрам!