Он догадался: для нее внизу еще не приготовлено ложе.
Ведь все так быстро последовало!
Он должен перемениться — опередить судьбу!
Иксион кинулся в опочивальню Дии; она не спросила, откуда он, — что ей за дело до этих рабынь, с которыми он проводил время, будь они земные или с неба; она знала, что Зевс приглашал его к себе на трапезу, но и она приняла милость Геры и теперь чувствовала себя равной ему. Она с нетерпением ждала возглас изумления, с нетерпением, но теперь уже без всякой робости, в то время как Иксион стоял на пороге и думал, куда бы спровадить постылую: к рабам или в царство теней. Дия горела нетерпением: должен же он наконец увидеть, что произошло с ней; уж не лишился ли он от восхищения дара речи? Она произнесла слово, всего только слог, на своем языке, почти что чудное и вместе с тем насмешливое, и шагнула к нему: черные, облитые светом луны волосы, округлившийся живот.
Иксион видел только два горящих глаза.
Дия, со свойственной ей естественностью, сказала: «Ну!» — и чуть расставила ноги.
— Пощупай, я беременна!
Тут он увидел преображение Дии и нашел только одно объяснение: Зевс, Дия не была беременной, всего неделя как у нее прошли месячные, и вдруг нате вам — округлившийся живот и блестящие волосы; Иксион не сомневался: пока он держал в объятиях Геру, ее супруг ласкал на ложе его жену. Дия, земная, постель за постель, и в подтверждение этому — живот.
Вот почему на Олимпе ни подозрения, ни стражи и гость сколько хочет остается наедине с царицей.
Женская плоть за женскую плоть.
Именно так видел это Иксион в своем ослеплении, и он расценил это как приятельство, которое уравнивало небесного царя и земного — два бессмертных предаются любовным утехам, обмениваясь партнершами. Он ни на миг не устрашился выбора: пусть Зевс остается с Дией, он, Иксион, нашел счастье в Гере. Теперь, конечно, он не может прогнать Дию, он отведет ей место в покое для гостей, украсит его венками из дубовых листьев и олив и дверью из чистого золота, заставит благоухать весной, когда другой царь войдет через Солнечные ворота и ступит на гравийную дорожку; и тут Иксион увидел двор и гравийную дорожку и яму, скрытую под настилом, который провалился под ногой ступившего на него, и снова гость падал в яму.
Видение; но что это могло означать? Уж не хочет ли Гера оставаться абсолютно свободной — не только в свободной игре обмена, и дает таким образом ему знать? Яма; нет, не угли, огонь не возьмет его, но отчего не продержать его в плену? Разве не заточили От и Эфиальт вероломного Ареса в бочку для нечистот, где он маялся больше года? Разве Гера не была закована в цепи? Разве Аполлон не находился в рабском услужении? И разве сам Зевс не томился в оковах? Почему бы ему не побыть в яме, пока?.. Видение исчезло. Иксион все еще стоял на пороге и разглядывал живот Дии. Она достойный товар, ему нечего стыдиться. Он понял, что теперь должен что-то сказать. Он, мол, знает, что она забеременела от Зевса, сказал Иксион и, помедлив, добавил: «А я спал с Герой, и она, может статься, понесла от меня!»
Крик вырвался у нее из груди, это было вдвойне невыносимо; от таких нечестивых речей недолго поседеть во второй раз. «Безумец! — вскричала она. — Ты ослеплен! Боги покарают нас!» Иксион ударил в медный колокол над дверью опочивальни и зычно крикнул — и крик прокатился по всему дворцу, и Дия зажала уши, — что, мол, он спал с Герой, на ее ложе, и излил семя в ее чрево, и пусть все на земле знают об этом!
Гера тем временем вознеслась на Олимп и, подойдя к Зевсу, предложила ему взглянуть вниз и послушать, что происходит в стране лапифов, и Зевс услышал, как дерзко похваляется Иксион, слышали это и другие бессмертные. Ах, слепец. Зевс призвал к себе Нефелу и указал вниз, на дворец в лунном сиянии: спала ли она с тем мужем? Все ее существо, не только губы, сказало: «Да!» У дворца, во дворе, колодец; она глянула в его зеркало, или отразилась в глазах Геры, и впервые увидела свой образ, и увидела, что она подобие другой — дивная, как и та, Дивная, величественная, как и та, Величественная, и она поняла, что стоит у цели: Повелитель привел к ней гостя, чтобы испытать ее на месте другой, она исполнила его волю, она заменила другую и теперь могла рассчитывать на благодарность Повелителя, и это она понимала не иначе как только занять место другой.