Гера ударила ее в лицо: и она дерзнула равняться с ней, эта девка, клок облака, — с ней, с царицей! Гера вцепилась в ее красиво уложенные волосы: и эти завитки — божественные локоны Геры? И это обвислое мясо — грудь Геры? Она сорвала с ее тела одежды; Нефела вскрикнула и бросилась в ноги Повелителю, обхватив его колени; Гера пнула ее под зад, и Зевс оттолкнул ее ногой от себя. Так, под ударами и пинками, швыряемая туда и сюда, Нефела произвела на свет чудовище, кентавра, плод мужского пола, у которого тело начиная от пояса переходило в туловище коня: голова, удлиненная спина, две руки, четыре ноги, яичко мужчины и яичко коня. Иксионово порождение. Зевс схватил отпрыска и швырнул его на землю, к истокам Пенея; от этого чудовища повели свой род кентавры, другое племя Фессалии, с самого начала вступившее во вражду с лапифами; правда, в их роду было немало искусных врачевателей, но это уже не относится к нашему повествованию.
След крови и мокроты; Нефела, постанывая, уползла в свой покой, и Зевс велел ей там оставаться — неизреченный приказ, но она почувствовала, что от нее требовали, такова была ее природа: угадывать чужую волю и повиноваться.
Потом Зевс послал за Иксионом. Брезжил рассвет. Дия в этот день родила сына, Пиритоя, о котором хронисты и по сей день ведут спор: от Зевса он или от Иксиона. То, что Гермес на этот раз сам явился, чтобы снести его к заоблачным высям, Иксион расценил как свидетельство своего ранга, и что доныне было видением, выросло в грандиозный замысел: занять место Зевса, править над миром. Так летел он на небо. Наверху уже ждал Гефест, с ним два подручных — они подхватили Иксиона, и там были уже горящие угли, а на них колесо из серого, ковкого, многоценного железа, и клещи были тоже из железа, и оковы лежали готовые, уже раскаленные на огне. И Гера стояла, в длинных одеждах и под фатой, с нею Зевс, а за ними в алом зареве занимался день. Колесо тем временем раскалилось; Гера откинула с лица вуаль; Иксион увидел два горящих глаза и в этот миг подумал, что сейчас, должно быть, состоится посвящение его в боги — через закаливание в небесном огне, но уже в следующий миг он вскричал страшным криком, и крик разнесся по всему миру, а он все кричал и кричал: Гефест приковал его к колесу, и Зевс, осуществляя свою изощренную месть, изрек, кивнув Гере, казнящее слово: «Ты должен почитать своего благодетеля!»
Потом Гермес раскрутил колесо и закинул его в небо, и с тех пор кружится оно в поднебесье вокруг Олимпа, среди облаков, старательно обходящих его стороной.
Но мы хотим рассказать о Нефеле.
История Иксиона окончилась; он кружится на своем раскаленном колесе и знает: это его судьба. Как говорит поэт: он это твердо усвоил. Он знает, что ничто не может избавить его от страданий, даже смерть, ведь он — бессмертный; он давно понял, что бесполезно гоняться за облаками в надежде умалить жар; опыт учит: они избегают его. И когда жар грозит нестерпимой мукой, он кричит: «Ты должен почитать своего благодетеля!» — слова, изреченные Зевсом, и тогда страдания отпускают его, правда ненадолго; потом он снова кричит, и снова молчит, измученный, и так вечно. Дию он больше не видел, оковы препятствуют ему смотреть на землю, и потому он не видит ничего, кроме облаков, бегущих в вышине, и над ними, под самым куполом неба, дворец в золотом сиянии, там сидит Державный. Он не получает никаких вестей; он даже не знает, что его народ воюет с кентаврами, которые похищают жен лапифов, не знает о подвигах, которые совершает сын Дии в этих войнах. Иксион твердо усвоил положенный ему урок, это вошло в его плоть, и ничего тут уже измениться не может.
Другое дело Нефела; правда, и в ее судьбе ничего больше не меняется, тем не менее она не ставит на своей жизни крест. Она сидит у себя в опочивальне, льет слезы и без конца глядит в зеркало, которое показал ей Гермес: она может смотреть через расщелину в стене вниз, на дворец Дии, и там, в колодце, видит свое отражение: эти волосы, эти глаза, этот стан… Геба снабжает ее едой и питьем, и Нефела, изводя себя воспоминанием и будя в зеркале воспоминание, сидит в одиночестве, льет слезы и ждет, когда скрипнет дверь и войдет Он, Единственный — возьмет ее за руку, поцелует ее в уста и припадет к ее лону, а потом поведет с собой и посадит ее рядом, на золотой трон, на котором она уже сидела однажды: разве такое не может случиться?