Ахаб хотел было спросить, откуда ей это известно, но тут во дворец вошел тот пророк, на челе которого вместо золотой звезды сияла звезда незримая.
Увидев его, Ахаб воскликнул:
— Злодей, ты осмелился преследовать меня в моем собственном доме? Ты явился требовать моей крови? Неужели нигде не будет мне от тебя покоя?
— Твой покой — в тебе самом, — был ответ.
Тут вмешалась царица Иезавель.
— Это все пустые слова, — сказала она. — Царь не может жить спокойно, если враг собирается напасть на его страну. Войска Южного царства угрожают нашим границам.
— Я что-то не видел гонца с юга, который мог бы принести такую весть, — возразил ей пророк.
Царица в ответ только пожала плечами. Но пророк обвел взглядом зал и промолвил:
— Я вижу здесь высших военачальников. Значит, владыка Северного царства держит военный совет. Нынче ему принадлежит виноградник, который еще вчера не был его собственностью. Уж не хочет ли он, чтобы завтра ему принадлежало царство, которое нынче еще не входит в его владения?
Тут царице пришло на ум, что представился случай поймать ненавистника на слове и что такими речами он обречет себя на гибель; поэтому она одобрительно кивнула ему и сказала:
— Видимо, тебя заботит судьба государя. И хотя ты не был зван, но, коль скоро ты здесь, мы готовы выслушать твои предсказания.
Но царь вскричал:
— Не надо! Из его уст ничего хорошего мы не услышим!
И пророк выпрямился во весь рост и изрек:
— Для тебя я найду другие слова.
Когда он выпрямился, всем почудилось, будто во дворце стало темнее и будто темнота эта исходила от черной звезды, которая была у пророка в волосах, а когда он открыл рот, всем показалось, что и изо рта у него струится мрак.
— Так слушай же, царь, — изрек пророк, и голос его был мрачен, как карканье ворона.
Стоял полдень, на чистом небе сияло солнце, но собравшимся во дворце оно виделось серым пятном, едва пробивающимся сквозь плотную завесу тумана.
Пророк продолжал говорить, и слова его звучали, как крик коршуна:
— Если царь Ахаб вторгнется в Южное царство, вкруг него будут раздаваться победные клики и над обоими царствами воздвигнется единый престол!
Это будет мой трон, подумал Ахаб и взглянул на пророка — и увидел, что от него исходит мрак, в котором тонут и золотые звезды придворных пророков, и лица высших военачальников, и весь зал погружается во тьму. Тогда он вскричал:
— Твоими устами говорит злой дух! Твое пророчество лживо!
На что пророк ответил:
— Значит, ты и сам все знаешь. Зачем же прибегаешь к моей помощи? Воистину, говорю тебе, царь Ахаб, если возьмешь в руки меч, от меча и погибнешь, а если взмахнешь пикой, пикой и будешь пронзен!
Тут царица Иезавель подумала: про лук из семи кедров он ничего не сказал. Значит, ничего о нем не знает, И только пугает нас своим дьявольским колдовством.
Вдруг во дворце вновь стало светло. Золотые звезды придворных пророков засверкали подобно солнцам, и их блеск осиял царскую главу.
Тогда Иезавель послала за палачом.
А царь Ахаб вскочил с трона и сказал:
— Я сыт твоими речами по горло и знаю, как от них избавиться. Твои уста извергают одну только ложь! Разве ты не пророчил, что собаки будут лакать мою кровь, если я ступлю в виноградник Набота? Так знай же: виноградник мой, а в Северном царстве нет больше собак.
И царица Иезавель возликовала в душе — это по ее приказу истребили в Северном царстве всех собак. Тогда тот, кто раньше обвинял Набота, теперь обрушился на пророка, изобличая его в неискренности перед троном и призывая за это побить и его камнями. Пророк же возразил, что его уста вещают только правду, чем вызвал насмешки придворных, увенчанных золотыми звездами, — ведь он напророчил царю сначала победу, а потом гибель, так что же считать правдой? Но пророк сперва промолчал, а потом рассмеялся. От этого смеха все содрогнулись; но не успел он еще умолкнуть, как явился палач. Он сразу выхватил из ножен свой меч, но Ахаб остановил его, сказав:
— Погоди-ка. Я свяжу его судьбу с моей. Пусть и он помолится за меня небесам. А обителью его покамест станет темница. Вернусь из похода с победой, он вновь взойдет на порог своего дома свободным человеком. Не вернусь победителем — он умрет.
Царица Иезавель кивнула в знак согласия, а царь про себя добавил: так я возобладаю над устами пророка!
Пророк стоял перед троном и молчал; солнечный свет заливал тронный зал; палач схватил пророка и повел его в темницу.
Царь Ахаб выступил в поход. Его войско вторглось в Южное царство. Но царь не ехал, как всегда, впереди своих воинов. Он послушался совета царицы и шагал среди лучников, одетый, как простой лучник, в кожаный жилет и кожаные башмаки, без короны, украшенной перьями, и без пурпурных знамен, но в окружении отряда верных телохранителей, прикрывавших его собою. Ахаб надеялся, что такой уловкой обеспечил свою безопасность. Он нес лук, рукоять которого была выточена из древесины семи кедров, а тетива изготовлена способом, хранившимся в величайшей тайне. Стрела, выпущенная из этого лука, летела на целую сажень дальше, чем из любого другого, и равных ему не было в целом мире. В луке и видел Ахаб залог своей победы.