Выбрать главу

Цинтия помогла матери; он надел у порога обувь.

Быстро сгущающиеся сумерки. В февральском воздухе стояла та тропическая жара, какая иногда внезапно врывается на три-четыре дня с теплым сухим воздухом в изможденную зиму. Ископаемое Г. еще не преподнес жене: это, мол, сюрприз к ужину, пусть ее подивится, когда неожиданно увидит рыбу, лежащую рядом с банкой сельдей, словно бы напрашивающуюся на то, чтобы ее отведали. Снега на дорогах как не бывало; жесткое журчание воды; звенящий майский воздух. Бульвар мало-помалу наполнялся; публика стекалась сюда из домов, точно по тайному уговору; пары; мужчины в кожаных куртках, синих, красно-коричневых, с грубыми, утолщенными краями, широко распахнутых, открывающих плотно облегающие грудь рубашки; на женщинах по большей части курчавый мех, многие с непокрытыми головами; гулкие шаги, приглаженная походка.

Весь город, казалось, был на ногах, знакомые по шахте лица; Манфред; горный мастер; Г. приветствует и раскланивается; и тут я увидел опять того самого типа, олицетворение мужской силы, которого встретил тогда в лавке ювелира, как и в тот раз — в аромате черного блеска, и с ним его красивую женку — я в самом деле подумал так, они все казались мне на одно лицо, и потому собирательное название представлялось вполне уместным. Сходство было не только в росте и телосложении: невысокие, плотные и стройные, в редком случае склонные к полноте, они являли тип с теми особенностями наружности — от блондинок до шатенок, с глазами по большей части голубыми и серо-зелеными, который выдает уроженок местностей, близких к Тюрингии; тут было примечательное единообразие в одежде: этот искусственный курчавый мех, эти прошитые золотой нитью пуловеры, юбки в складку, высокий каблук, наконец, одна и та же укладка и неизменно зеленая тень на веках; одинаковое лицо завуалированного довольства, маска характера, хочется сказать — души, под жирным слоем краски на веках — счастье, намазанное на что? На пустоту? Явно не на волю, не на желание, даже не на желание преданности.

Красивые женки рядом с крепкими мужьями, чуть ли не взаимозаменяемые; чем они занимались в течение дня? Смотрели повторные телепередачи; мечтали о воздушных замках и путешествиях; играли в игру Пенелопы; может, у них было тайное сообщество, объединяющее их, несущих крест общей гаремной судьбы, несмотря на обособленность? Что они делали днем? Ходили к парикмахеру? Смотрели на улицу, стоя у окна за задернутыми шторами, и мнили о себе, что они выше других, оттого что им не нужно было работать? Бесконечно долгие, ничем не заполненные часы до полудня. Или они были заполнены ожиданием вечера, ночи, возмещавших одинокое однообразие дня, и оттого они устремлялись в определенный час к двери, у которой встречали его, принаряженные для него, чтобы вместе с ним войти, смеясь и пританцовывая на ступенях лестницы — опять-таки для него, в его дом, где ждали кофе и пирог и аккуратно одетые дети, — и были счастливы, видя его довольным? Вспыхнули желтым светом фонари; присборенные, спадающие волнами шторы в Гостиной Бульвара, каким он виделся теперь, — центр города, со стенами его фасадов в стиле позднего рококо, красно-коричневых, темно-зеленых, серо-белых, цвета охры, крытых черными крышами, над которыми выкатилась бледным полукругом луна в мутновато-желтом сиянии.

Они взяли меня — ожидая беседы или просто для того, чтобы выставить напоказ, — в середину, справа он, слева она, но ни он, ни она не заговаривали со мной, как и вообще разговора почти никакого, и я шел и молчал, отдавшись своим мыслям; он обращал ее внимание на обыденные вещи, которые она так или иначе должна была замечать, а именно что прошел Бернд, или быстро темнеет, или нынче февраль выдался очень теплый. Обычное течение разговора, когда больше не о чем говорить? Несомненно, так; но даже эти банальные замечания опять-таки утверждали их отношения господства и подчинения; инициатива исходила все время от него, он сообщал какую-то информацию, она принимала к сведению, поддерживая разговор в заданном русле. Опять этот вросток, даже в непритязательной болтовне. Но он не замечал, что этим она наводила только скуку — кукла, назначение которой быть украшением? Подделываться, не проявлять себя? Он не замечал этого или, лучше сказать, не хотел замечать.