Битой. Это не преступление, Кандида. Всем хочется покоя и надежности.
Кандида. Вот поэтому мы и губим друг друга…
Битой. Убить…
Кандида. Губим себя…
Битой. Или быть убитым.
Кандида. Ты пойдешь за Паулой?
Битой. Что ей сказать?
Кандида. Скажи ей… скажи, что мы снова вместе!
Битой. И все?
Кандида. Она ждет от меня только этих слов!
Битой. Хорошо, Кандида. (Уходит.)
Кандида стоит неподвижно, потом поворачивается к столу. Снова звонят колокола, она замирает и прислушивается, задумчиво глядя на развевающиеся занавеси. Затем подходит к столу, чтобы взять поднос с напитками. Берет поднос, но не подняв его, склоняется над столом спиной к лестнице. По ней поднимается Тони Хавиер и останавливается. Он без шляпы, непричесан, небрит, растрепан и нетверд на ногах. Под глазом у него синяк, физически и — о да! — духовно он опустошен. На нем тот же костюм, что и в предыдущем действии, только испачканный и мятый, галстук свободно болтается под незастегнутым воротником.
Тони (еще у лестницы, резко). Где она?
Кандида выпрямляется, но не оборачивается и не отвечает.
(Повысив голос.) Где она?
Кандида (все еще не оборачивается). Ее здесь нет.
Тони поворачивается и смотрит туда, где висел Портрет. Глаза его сверкают.
Тони. А где он? Где портрет?
Кандида (устало идет в сторону). Я не знаю.
Тони хватает ее за руку и резко поворачивает к себе.
Тони. Я спрашиваю — где картина?
Кандида (со стоном). Уходите… Пожалуйста, уходите!
Тони. О, я уйду, об этом можете не беспокоиться! Я уйду отсюда как можно дальше! Но не раньше, чем получу картину!
Кандида (подняв голову). Я никогда не отдам ее вам!
Тони (насмешливо). Ага! Опять передумали? А ведь я видел, что вы готовы были продать ее, Кандида!
Кандида. Действительно видели!
Тони (злобно). И были не против, чтобы я убедил и вашу сестру!
Кандида. О да, вы правы!
Тони. И даже хотели, чтобы я увез ее! И вам было наплевать, как я это сделаю, — лишь бы получилось!
Кандида (с издевкой). И что, получилось?
Тони. Еще бы! Я избрал самый действенный способ убедить ее!
Кандида (презрительно улыбаясь). Хорошо — но убедили ли вы ее?
Тони (в ярости трясет ее). Вы же знаете, что убедил! Отлично знаете!
Кандида. Я знаю только, что она вернулась одна! Я знаю только, что она бежала от вас!
Тони. О нет, теперь она не отопрется! И вы тоже! Вы обе у меня в руках! Но не беспокойтесь — я вас не обману! Вы получите ваши десять тысяч, мне нужны только комиссионные.
Кандида (вырывает руку). Ваши комиссионные! Вам только они и были нужны!
Тони. Конечно! Или вы думаете, мне нужны были вы? Или ваша сестра?
Кандида. Как вы посмели коснуться ее!
Тони. Не забывайте, Кандида, — с вашего разрешения! Когда вчера вы ушли отсюда, вы сами оставили ее в моих руках!
Кандида (дрожа, сжимает кулаки). Пожалуйста, уходите! Умоляю, уходите сейчас же!
Паула незамеченной поднимается по лестнице с молитвенником, четками и зонтиком: церковная вуаль спущена на плечи. Останавливается и смотрит на Тони и Кандиду, окутанных сумерками. Паула тоже в лучшем платье — старомодном черном костюме, с драгоценностями — и выглядит юной, счастливой и спокойной. Она боролась, она победила и теперь, сияющая, возвращается домой — безжалостная, как ребенок, жестокая, как сама невинность, разящая, как армия под знаменами.
Тони. Я жду картину. Американец ждет картину. Отдайте ее мне, и все мы получим свое. Он — картину, вы — десять тысяч, я — комиссионные. Да, Кандида, это все, что мне было нужно! Немного денег, чтобы начать, чтобы вырваться отсюда! Но я не возьму с собой ни вас, ни вашу сестру, даже если бы у каждой из вас было по миллиону долларов! За кого вы меня принимаете — за дурака? Уж я могу найти женщин помоложе, Кандида, женщин в моем вкусе! А не пару тощих, никчемных высохших ведьм!