Выбрать главу

Пришлось снова идти к Маленькому Скорпиону — он был здесь единственным здравомыслящим человеком, хотя и слишком желчным. Но мог ли я упрекать его за желчность после того, как увидел кошачьих политиков?

Солнце уже село, загорелась розовая заря, легкий туман еще больше оттенял красоту неба и жалкую опустошенность земли. Стояла полная тишина, лишь ветерок ударял мне то в спину, то в мокрое от слез лицо. Доисторическая пустыня была, наверное, не такой мертвой, как этот огромный город!

Войдя к Маленькому Скорпиону, я увидел в темноте какого-то сидящего человека. Он был гораздо выше ростом, чем мой приятель.

— Кто это? — громко спросил незнакомец. Уже по его решительному, прямому вопросу я понял, что имею дело не с обычным человеком-кошкой.

— Иностранец, с Земли.

— A-а, земной господин! Садись! — Его приглашение походило на приказ, но опять-таки подкупало своей прямотой.

— А ты кто? — спросил я в свою очередь, садясь рядом с ним, чтобы разглядеть его как следует. Он оказался не только высок, но и широк в плечах; уши, нос и рот утопали в густых волосах, оставались видны лишь большие горящие глаза.

— Я — Большой Ястреб, — сказал он. — Это мое прозвище, а не настоящее имя. Почему меня так называют? Да потому, что боятся. Честных людей в нашей стране считают страшными, отвратительными!..

Небо совсем потемнело, осталось одно красное облако, которое, словно огромный цветок, стояло над самой головой Большого Ястреба. Я смотрел на это облако как зачарованный и вспоминал розовую зарю, которую только что видел.

— Днем я не решаюсь выходить, но вечерами иногда навещаю Маленького Скорпиона, — нарушил молчание мой собеседник.

— А почему не решаешься днем?..

— Кроме Маленького Скорпиона, все мои враги. С какой стати нарываться на неприятности? Я живу в горах; всю прошлую ночь я шел, потом скрывался весь день. Дай мне что-нибудь пожевать. Ничего не ел целые сутки.

— Вот дурманные листья.

— Нет, уж лучше с голоду помереть, чем это!

Такого решительного человека я видел в Кошачьем государстве впервые. Я позвал Дурман, чтобы достать еды; девушка была дома, но выйти к нам не захотела.

— Оставь ее. Женщины тоже боятся меня. Все равно смерть близка — можно и поголодать.

— Иностранцы вторглись? — вспомнил я.

— Да, поэтому я и пришел к Маленькому Скорпиону.

— Он слишком пессимистичен и в то же время чересчур легкомыслен. — Мне не следовало так говорить о своем друге, но откровенность несколько смягчала мою вину.

— Он умен, потому и пессимистичен. А что ты сказал дальше? Я не совсем уловил. Если мне нужно сделать что-нибудь серьезное, я всегда иду к нему. Пессимисты боятся жизни, но не смерти. А наши соотечественники чересчур веселы, даже когда от них остается одна кожа. Они с самого рождения не умеют горевать — вернее, думать. Только Маленький Скорпион умеет, его можно считать вторым честным человеком после меня.

— Ты тоже пессимист? — спросил я, не сомневаясь в его хороших качествах, но затрудняясь причислить к достоинствам самоуверенность.

— Я? Нет. Поэтому все и боятся меня. Если бы я горевал, как Маленький Скорпион, меня бы не прогнали в горы. В этом наше различие. Он ненавидит этих безголовых и жестоких людей, однако не осмеливается тронуть их. А у меня нет к ним ненависти. Я хочу прочистить им мозги, показать, что они не очень-то похожи на людей, это и задевает их. Но когда надвигается опасность, мы с Маленьким Скорпионом заодно — мы не боимся.

— Ты, наверное, занимался политикой?

— Да. В свое время я выступал против дурманных листьев, проституции, многоженства, убеждал и других протестовать. А в результате и старые и новые деятели объявили меня закоренелым преступником. Ты должен знать, что человек, в чем-то отказывающий себе или стремящийся к истине, считается у нас лицемером. Если ты вздумаешь ходить пешком, окружающие не поймут, что ты не хочешь ездить на чужих головах, не станут подражать тебе, а назовут лицемером. Наши государственные деятели, студенты все время твердят об экономике, политике, разных «измах» и «ациях», но стоит тебе спросить, что это такое, или попытаться самому вникнуть в дело, как они возмущенно закатят глаза. А простолюдины! Предложи им помощь — они поднимут тебя на смех, посоветуй меньше есть дурманных листьев — скажут, что ты ханжа. От императора до простого люда — все считают дурные поступки естественными, а хорошие — лицемерными. Поэтому они и занимаются убийствами, искореняя «лицемерие».