Сянцзы понял: Лю Сые, госпожа Ян, сыщик Сунь и все его обидчики останутся безнаказанными, какие бы проклятья он ни посылал на их головы. И все его старания выбиться в люди тоже ни к чему не приведут. Потому что он всегда надеялся только на собственные силы. Верно говорил старик: одинокой саранче не помогут и крылья.
Ему уже не хотелось идти в дом Цао. Там ему придется сдерживать себя, работать не за страх, а за совесть, а ради чего? Лучше так: нет еды — вози коляску, есть еда — бездельничай и ни о чем не заботься. Только так! Зачем копить деньги, покупать коляску? Ее все равно отнимут. Ради чего же страдать?
Вот если бы он нашел Сяо Фуцзы, он снова стал бы стараться, если не для себя, то хоть бы ради нее. А раз он потерял ее, как старик — внука, для кого ему жить? Он рассказал старику о Сяо Фуцзы, как настоящему другу.
— Кому чашечку горячего чая? — снова выкрикнул старик, затем, подумав, сказал: — Дело ясное: Эр Цянцзы отдал ее в наложницы либо продал в публичный дом. Хм! Скорее всего, она в публичном доме! Сяо Фуцзы была уже замужем, — ты сам сказал. Кто теперь ее возьмет? Каждый норовит получить свежий товар. Нет, она наверняка в публичном доме. Мне скоро шестьдесят, я много повидал на своем веку. Если молодой рикша не появляется на улице дня два, значит, он нашел постоянную работу или заболел. Если пропадает бывшая наложница из бедных или жена рикши, искать ее надо в публичном доме. Мы продаем свой пот и кровь, наши женщины торгуют своим телом. Я это давно понял! Загляни-ка в дом у Сичжимыня. Может, ее там и нет, а может… Кому чаю, горячего чаю?
Сянцзы поблагодарил старика и побежал к Сичжимыню.
Выйдя за заставу, он сразу приуныл. Здесь, по обеим сторонам дороги, стояли такие чахлые, ободранные деревья, что на ник даже птицы не садились. Серые деревья, серая земля, серые дома — лес замерло под серо-желтым небом, на фоне которого высились пустынные холодные горы Сишань. К северу от железнодорожных путей около леса притаилось несколько низеньких строений.
«Наверное, это и есть публичный дом», — подумал Сянцзы. Справа виднелся лес, слева — кочковатое болото, на котором кое-где рос чахлый камыш, и нигде никаких признаков жизни. Около домишек тоже ни души. Все вокруг будто вымерло. Неужели это тот самый публичный дом? Осмелев, Сянцзы направился к строениям. На дверях висели новые, еще не потускневшие соломенные занавески. Он слышал от бывалых людей, что летом женщины, обнаженные по пояс, сидят у дома и зазывают прохожих. Постоянные посетители еще издалека запевают песенку, давая о себе знать. Почему же сейчас так тихо? А что, если зимой это заведение закрыто?
В этот миг занавеска на дверях крайней комнаты шевельнулась, и показалась женская голова. Сянцзы в испуге отпрянул: женщина уж очень напоминала Хуню!
— Пришел искать Сяо Фуцзы, а нашел Хуню, — буркнул он про себя. — Вот уж действительно встретился с дьяволом!
— Входи, простофиля! — позвала женщина. Слава богу, хоть голос был другой: он походил на сиплый голос старого торговца снадобьями, которого Сянцзы часто видел на мосту Тяньцяо.
В комнате не было ничего, кроме маленького кана без циновки, под которым горел огонь. Воздух был спертый. На капе лежало старое одеяло, такое же засаленное, как кирпичи кана.
Женщине перевалило за сорок. Она сидела неумытая, с растрепанными волосами. На ней были узкие брюки и синяя куртка на подкладке. Сянцзы, пригнувшись, шагнул в комнату. Женщина потянулась к нему, из расстегнутой куртки вывалились большие отвислые груди.
Сянцзы присел на кан: рост мешал ему говорить стоя.
Он был рад этой встрече. Сянцзы слышал, что в этом публичном доме есть женщина по прозвищу Грудастая. Наверняка это она. Сянцзы тут же, без обиняков спросил о Сяо Фуцзы. Вначале женщина не поняла, оком идет речь, но, когда он описал внешность Сяо Фуцзы, вспомнила: