— Королем! — воскликнул Патрик. — А какой страны?
— Богемии.
— Это отсюда далеко…
— Да. Его звали король Иоганн. Сын его нынче носит императорскую корону.
Патрик, казалось, онемел от изумления.
— Как велик мир! — тихо сказал он после минутного молчания.
— Да, велик, — улыбнувшись, ответил сеньор Руй и посмотрел вдаль на ленту дороги.
Уже через несколько дней Патрику стало казаться, что он ничего другого в своей жизни не делал, кроме как ехал на коне в беспредельную даль, и что так оно теперь и будет всегда. Покачивающаяся голова лошади, светлая дорога, голубой горизонт и все время меняющийся ландшафт — то холм за холмом, то лес, то гора, то равнина проплывали друг за другом, по обе стороны — все это стало для его глаз как привычное ложе, на котором можно даже и вздремнуть, не смежая век. Волнение, которое он, как и полагается в его возрасте, нередко испытывал, теперь как будто улеглось, оттого что сам он находился в непрестанном движении. Ничто не омрачало их спокойствия. Сеньор Руй ехал с ощущением человека, устроившего все позади себя наилучшим образом. Там, в Монтефале, каждый сидел теперь при своей доле, как едок за столом при своей тарелке.
Лишь он один встал из-за стола.
Откуда-то из синего, солнечного неба, из разрывов между взлохмаченными белыми колоколами облаков налетел ветер, прошумел по кустам у подножия холма и, прежде чем улечься, слегка взъерошил верхушки деревьев, поодиночке разбросанных здесь, наверху.
Они остановились. Сеньор Руй подался вперед в седле.
Там, вдалеке, будто вздымалась длинная, более темных тонов стена, замыкавшая простор равнины.
— Леса, — сказал Патрик. Его ясные глаза заволокло дымкой, и в них вспыхнул глубокий, голубовато-стальной свет. Он выпрямился в седле и замер, тонкий и стройный.
— Леса Монтефаля, — ответил сеньор.
Снова налетел ветер, затрепетал треугольный флажок на верхушке древка.
В тот же вечер они расположились на ночлег у ручья; он выбегал из-под старых суковатых деревьев, стоявших на краю опушки и широко раскинувших ветви над поляной. Костер развели, когда солнце встало прямо напротив них и косыми лучами затопило все и вся, так что и горизонт потонул в их сиянии.
— Когда мы завтра утром въедем в лес, — сказал сеньор Руй, — оно будет у нас перед глазами, а вечером прямо за нашей спиной, поэтому мы уже не сможем заблудиться и в любое время выберемся из леса, если захотим.
Слуги возились с костром, расседлывали лошадей, и от их фигур ложились на землю длинные тени. Меж древесных стволов протягивались полосы света, вспыхивая щедрым багрянцем. Солнце стояло низко над холмами, и пылающий горизонт был ясен и чист, как лак.
— Сеньор, — после некоторого колебания заговорил Патрик, прогуливавшийся с господином в тени деревьев, — не думаете ли вы, что чудовище, обосновавшееся в этих лесах, легче всего поразить, если нацелиться прямо в глаз?
Лицо рыцаря омрачилось, будто невидимое забрало опустилось на него.
— Нет, — строго сказал он. — Ты говоришь глупости, и не вздумай предпринять что-либо подобное. Я тебе запрещаю, понял?
— Да, сеньор, я понял, — покорно ответил Патрик.
— Вон куда стреляй! — воскликнул через секунду господин. — И докажи, что ты можешь попасть в цель, даже когда уже темнеет!
Он указал на широкий сук, простершийся из леса прямо в пламя заката. На нем неподвижно сидели в ряд три грузные белые птицы. Патрик помчался за луком. Две стрелы попали в цель. Лишь третья птица поднялась и, плавно махая крыльями, скрылась в глубине леса.
— Вот и хорошо. Нам на ужин! — засмеялся сеньор Руй и похлопал Патрика по спине.
Утром они снарядились в путь спозаранку и углубились вдоль ручья в лес. Дорога была легка, и они продвигались без труда, все время держась ручья, этой лесной артерии, которая, почти не меняя направления, выбегала из леса им навстречу. Вскоре светлые колоннады стволов снова сомкнулись вокруг всадников: куда ни глянь, одни стволы, да зелень, да местами скудный молодняк. В начале пути Патрик часто осматривался кругом — направо, налево, вперед, назад. Но лес наступал равно отовсюду, неизменный и безмолвный. Скоро взгляд юноши привык к светлому хороводу деревьев и нашел себе в нем такое же спокойное ложе, как и прежде на открытой равнине.
Продвигались вперед не спеша. Местами ручей расширялся, образуя маленькие озерки; они поблескивали под жарким голубым небом, видневшимся сквозь круглые просветы в древесных кронах. Такие места были очень удобны для привалов, стремянные шумно въезжали в воду на расседланных лошадях, чтобы их выкупать. Ноша вьючных, нагруженных, по обыкновению, овсом, которым запаслись перед отъездом, почти не облегчалась, потому что коням тут повсюду было привольно пастись.